ображении зрительный образ Блока по портрету Сомова.
На этом портрете больше всего бросались в глаза губы, и
это было неприятно; когда я впервые увидал Блока
14 мая во Дворце искусств, на его вечере, первое впечат
ление, которое он на меня произвел, можно было бы выра
зить так: «Нет, он не похож на сомовский портрет, к
счастью, не похож!» А потом, когда я в него вглядывался,
думалось, неужели этот человек, такой простой на вид и
такой реальный, тот самый, по поводу которого мне не
раз приходилось слышать вокруг себя: «Какое счастье,
что у нас есть Блок!»
В зале, как я уже сказал, царила атмосфера влюблен
ности в Блока. Больше всего было женской молодежи, ко
торая знакомилась с его поэзией, когда он был уже при
знан, знакомилась не как я, по отдельным сборникам, по
степенно, как они выходили, а по мусагетовским трем то
микам. Эта молодежь знала стихов Блока наизусть боль
ше, чем я.
Голос у Блока был несколько глухой, и сначала его
манера чтения, показавшаяся слишком уж простой и
381
невыразительной, разочаровывала. Это было совсем не
эстрадное чтение стихов, к какому приучили публику
поэты за десятилетия: тут не было ни эстетного жеман
ства Игоря Северянина, ни клоунады Андрея Белого, ко
торый, читая стихи, отчаянно жестикулировал, приседал
и подпрыгивал; не было ничего похожего и на могучий,
властный голос Маяковского. Блок читал тихо, как бы же
лая не поражать слушателей, а приглашая их самих
вслушиваться в то, что он говорит... втягиваться. И чем
больше он читал, тем более и более овладевал аудито
рией. Постепенно его чтение все более и более нравилось:
оно все было основано на тончайших нюансах. И то, что
он не жестикулировал, а был неподвижен, тоже начинало
нравиться. Не было ничего отвлекающего внимание от
главного — от лирических стихов, которые сами за себя
должны были говорить.
В результате некоторые из прочитанных им стихотво
рений, например «О доблестях, о подвигах, о славе...»,
так запечатлелись в моей памяти в его чтении, что мне
неприятно было потом слышать чтение их с эстрады дру
гими. То же повторилось потом и с произведениями
Маяковского, всякое чтение их другими исполнителями
казалось мне искажением их.
Помню два момента. Читая любимое публикой «В ре
сторане», Блок в одном месте вдруг остановился и начал
припоминать. Ему сейчас же подсказали в несколько го
лосов: «Ты рванулась движеньем испуганной птицы». Вы
ходило, что слушатели знают его стихи лучше, чем он
сам. Кончив одно стихотворение, он остановился, как бы
не зная, что теперь прочесть. «Вновь оснеженные колон¬
ны...» — крикнула ему моя соседка справа. Он слегка
улыбнулся и прочел это стихотворение. Читал он на этом
вечере 14 мая во Дворце искусств, как и на вечере в По
литехническом музее, главным образом из книг «Ночные
часы» и «Седое утро».
Весь день 16 мая 1920 года был у меня заполнен Бло
ком. Сначала приведу запись из дневника, а потом добав
лю, что еще припоминается.
лефону Блоку. Речь шла о статье — характеристике ка
кого-нибудь поэта. Он сообщил, что редактировал Лермон
това. В 3 часа я пришел в университет на заседание Об-
382
щества любителей русской словесности. Здесь неожиданно
оказался и Блок. Жена П. С. Когана, Н. А. Нолле, меня
ему представила. Долго не начиналось. Начал Бальмонт
чтением «Венка сонетов Вяч. Иванову» и других стихов.
— Радостно соловью перекликнуться с д р у г и м , — ска
зал Бальмонт.
— Петуху с п е т у х о м , — иронически прошептал мне
мой сосед справа.
Вяч. Иванов читал перевод «Агамемнона» Эсхила и
двенадцать сонетов. Затем свои переводы читал А. Е. Гру
зинский. Не знаю, на кого пришел Блок, но он заметно
волновался и скоро исчез, кажется, не дослушав
Вяч. Иванова. Вечером я на Блоке в Политехническом
музее.
Ему принес «Русскую лирику» и «Венок Лермонтову».
Он дал мне «Соловьиный сад» с надписью».
Теперь что припоминается:
В воскресенье 16 мая, утром, я позвонил Блоку по те
лефону.
Так как Чулков уже договорился предварительно с
одним из издательств, то я, не называя Чулкова, а от
имени издательства изложил Блоку по телефону, в чем
дело. Мне ответили очень приветливо и любезно прибли
зительно следующее:
— Я с величайшим удовольствием принял бы ваше
предложение, потому что люблю Лермонтова. Но, к сожа
лению, вы запоздали: я уже связал себя с Гржебиным,
который заказал мне проредактировать Лермонтова.
Это было для меня полнейшей неожиданностью, но я
еще не терял надежды.
— Если вы работаете над Лермонтовым, то тем луч
ш е , — сказал я, — вам теперь ничего не будет стоить на
писать о нем небольшую вступительную статью.
— Но я уже закончил свою р а б о т у , — отвечал мне
Б л о к , — и психологически для меня совершенно невоз
можно сейчас же возвращаться к той же теме.
Я принужден был согласиться.
В три часа дня должно было открыться в здании Мо
сковского университета, в круглой зале правления, засе
дание Общества любителей российской словесности с до
вольно необычной программой. Оно все было посвящено