Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2 полностью

ображении зрительный образ Блока по портрету Сомова.

На этом портрете больше всего бросались в глаза губы, и

это было неприятно; когда я впервые увидал Блока

14 мая во Дворце искусств, на его вечере, первое впечат­

ление, которое он на меня произвел, можно было бы выра­

зить так: «Нет, он не похож на сомовский портрет, к

счастью, не похож!» А потом, когда я в него вглядывался,

думалось, неужели этот человек, такой простой на вид и

такой реальный, тот самый, по поводу которого мне не

раз приходилось слышать вокруг себя: «Какое счастье,

что у нас есть Блок!»

В зале, как я уже сказал, царила атмосфера влюблен­

ности в Блока. Больше всего было женской молодежи, ко­

торая знакомилась с его поэзией, когда он был уже при­

знан, знакомилась не как я, по отдельным сборникам, по­

степенно, как они выходили, а по мусагетовским трем то­

микам. Эта молодежь знала стихов Блока наизусть боль­

ше, чем я.

Голос у Блока был несколько глухой, и сначала его

манера чтения, показавшаяся слишком уж простой и

381

невыразительной, разочаровывала. Это было совсем не

эстрадное чтение стихов, к какому приучили публику

поэты за десятилетия: тут не было ни эстетного жеман­

ства Игоря Северянина, ни клоунады Андрея Белого, ко­

торый, читая стихи, отчаянно жестикулировал, приседал

и подпрыгивал; не было ничего похожего и на могучий,

властный голос Маяковского. Блок читал тихо, как бы же­

лая не поражать слушателей, а приглашая их самих

вслушиваться в то, что он говорит... втягиваться. И чем

больше он читал, тем более и более овладевал аудито­

рией. Постепенно его чтение все более и более нравилось:

оно все было основано на тончайших нюансах. И то, что

он не жестикулировал, а был неподвижен, тоже начинало

нравиться. Не было ничего отвлекающего внимание от

главного — от лирических стихов, которые сами за себя

должны были говорить.

В результате некоторые из прочитанных им стихотво­

рений, например «О доблестях, о подвигах, о славе...»,

так запечатлелись в моей памяти в его чтении, что мне

неприятно было потом слышать чтение их с эстрады дру­

гими. То же повторилось потом и с произведениями

Маяковского, всякое чтение их другими исполнителями

казалось мне искажением их.

Помню два момента. Читая любимое публикой «В ре­

сторане», Блок в одном месте вдруг остановился и начал

припоминать. Ему сейчас же подсказали в несколько го­

лосов: «Ты рванулась движеньем испуганной птицы». Вы­

ходило, что слушатели знают его стихи лучше, чем он

сам. Кончив одно стихотворение, он остановился, как бы

не зная, что теперь прочесть. «Вновь оснеженные колон¬

ны...» — крикнула ему моя соседка справа. Он слегка

улыбнулся и прочел это стихотворение. Читал он на этом

вечере 14 мая во Дворце искусств, как и на вечере в По­

литехническом музее, главным образом из книг «Ночные

часы» и «Седое утро».

Весь день 16 мая 1920 года был у меня заполнен Бло­

ком. Сначала приведу запись из дневника, а потом добав­

лю, что еще припоминается.

«16 мая, воскресенье. Утром в 11 часов звонил по те­

лефону Блоку. Речь шла о статье — характеристике ка­

кого-нибудь поэта. Он сообщил, что редактировал Лермон­

това. В 3 часа я пришел в университет на заседание Об-

382

щества любителей русской словесности. Здесь неожиданно

оказался и Блок. Жена П. С. Когана, Н. А. Нолле, меня

ему представила. Долго не начиналось. Начал Бальмонт

чтением «Венка сонетов Вяч. Иванову» и других стихов.

— Радостно соловью перекликнуться с д р у г и м , — ска­

зал Бальмонт.

— Петуху с п е т у х о м , — иронически прошептал мне

мой сосед справа.

Вяч. Иванов читал перевод «Агамемнона» Эсхила и

двенадцать сонетов. Затем свои переводы читал А. Е. Гру­

зинский. Не знаю, на кого пришел Блок, но он заметно

волновался и скоро исчез, кажется, не дослушав

Вяч. Иванова. Вечером я на Блоке в Политехническом

музее.

17 мая. Понедельник. В 2 часа я был у Ал. Блока.

Ему принес «Русскую лирику» и «Венок Лермонтову».

Он дал мне «Соловьиный сад» с надписью».

Теперь что припоминается:

В воскресенье 16 мая, утром, я позвонил Блоку по те­

лефону.

Так как Чулков уже договорился предварительно с

одним из издательств, то я, не называя Чулкова, а от

имени издательства изложил Блоку по телефону, в чем

дело. Мне ответили очень приветливо и любезно прибли­

зительно следующее:

— Я с величайшим удовольствием принял бы ваше

предложение, потому что люблю Лермонтова. Но, к сожа­

лению, вы запоздали: я уже связал себя с Гржебиным,

который заказал мне проредактировать Лермонтова.

Это было для меня полнейшей неожиданностью, но я

еще не терял надежды.

— Если вы работаете над Лермонтовым, то тем луч­

ш е , — сказал я, — вам теперь ничего не будет стоить на­

писать о нем небольшую вступительную статью.

— Но я уже закончил свою р а б о т у , — отвечал мне

Б л о к , — и психологически для меня совершенно невоз­

можно сейчас же возвращаться к той же теме.

Я принужден был согласиться.

В три часа дня должно было открыться в здании Мо­

сковского университета, в круглой зале правления, засе­

дание Общества любителей российской словесности с до­

вольно необычной программой. Оно все было посвящено

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

14-я танковая дивизия. 1940-1945
14-я танковая дивизия. 1940-1945

История 14-й танковой дивизии вермахта написана ее ветераном Рольфом Грамсом, бывшим командиром 64-го мотоциклетного батальона, входившего в состав дивизии.14-я танковая дивизия была сформирована в Дрездене 15 августа 1940 г. Боевое крещение получила во время похода в Югославию в апреле 1941 г. Затем она была переброшена в Польшу и участвовала во вторжении в Советский Союз. Дивизия с боями прошла от Буга до Дона, завершив кампанию 1941 г. на рубежах знаменитого Миус-фронта. В 1942 г. 14-я танковая дивизия приняла активное участие в летнем наступлении вермахта на южном участке Восточного фронта и в Сталинградской битве. В составе 51-го армейского корпуса 6-й армии она вела ожесточенные бои в Сталинграде, попала в окружение и в январе 1943 г. прекратила свое существование вместе со всеми войсками фельдмаршала Паулюса. Командир 14-й танковой дивизии генерал-майор Латтман и большинство его подчиненных попали в плен.Летом 1943 г. во Франции дивизия была сформирована вторично. В нее были включены и те подразделения «старой» 14-й танковой дивизии, которые сумели избежать гибели в Сталинградском котле. Соединение вскоре снова перебросили на Украину, где оно вело бои в районе Кривого Рога, Кировограда и Черкасс. Неся тяжелые потери, дивизия отступила в Молдавию, а затем в Румынию. Последовательно вырвавшись из нескольких советских котлов, летом 1944 г. дивизия была переброшена в Курляндию на помощь группе армий «Север». Она приняла самое активное участие во всех шести Курляндских сражениях, получив заслуженное прозвище «Курляндская пожарная команда». Весной 1945 г. некоторые подразделения дивизии были эвакуированы морем в Германию, но главные ее силы попали в советский плен. На этом закончилась история одной из наиболее боеспособных танковых дивизий вермахта.Книга основана на широком документальном материале и воспоминаниях бывших сослуживцев автора.

Рольф Грамс

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное