Александр Блок

Блоки едут вместе в Шахматово, где живут до начала октября. Вскоре по возвращении пишется стихотворение «Россия» — одно из двух честнейших в русской поэзии объяснений в любви к отчизне (под другим разумею лермонтовскую «Родину»). Стихотворение постигнет печальная участь — оно так часто будет цитироваться и применяться в идеологических и «воспитательных» целях, что читающий народ перестанет воспринимать его с эстетической стороны. Между тем «изюминка» стихотворения — музыкальное сопряжение русского пейзажа и женского портрета:

Ну, что ж? Одной заботой боле —

Одной слезой река шумней,А ты всё та же — лес, да поле,Да плат узорный до бровей.

Подобно Лермонтову, созерцавшему Россию (пусть порой и «немытую») «с отрадой, многим незнакомой», — Блок прежде всего любуется своей страной не без гедонистического упоения. Фальшиво-риторический патриотизм — это, во-первых, клятва (обещание), во-вторых — ожидание (расчет). У Блока, как видим, нет ни того, ни другого. Он России ничего не обещает («Тебя жалеть я не умею») и ничего от нее не ждет («Какому хочешь чародею / Отдай разбойную красу!»). Строки, вполне выдержавшие испытание временем. Каким только «чародеям» не вверяла свою судьбу наша разбойная, беспутная отчизна за истекший период! А от нашей интеллигентской «жалости» толку ей не было никакого.

Любопытна динамика в развитии мотива дороги — от начала к концу стихотворения. Вспомним первую строфу: «И вязнут спицы росписные / В расхлябанные колеи…» А что в конце? «И невозможное возможно, / Дорога долгая легка…» Это что же, дороги успели наладить, пока стихи писались? Нет, конечно: с дорогами долго еще будет неблагополучно. «Невозможное» — это тот иррациональный, индивидуальный угол зрения на Россию, при котором возможно обретение эстетической гармонии.

В стихах часто ищут композиционную симметрию, что вполне резонно: начала и концы неминуемо перекликаются, вступают в отношения сравнения. Но есть еще и эмоциональный путь, пройденный поэтом по ходу сочинения. Реальная частица жизни. И разница между исходной и финальной эмоцией — абсолютный плюс поэзии.

Россия для Блока – ценностная категория. С этой позиции и затевает он большую полемику о России, под знаком которой проходит конец 1908 года. 13 ноября Блок выступает с докладом «Россия и интеллигенция» в Религиозно-философском обществе. Он поддерживает Горького с его недавно появившейся «Исповедью», апеллирует к позднему Гоголю, к его «Выбранным местам из переписки с друзьями», а заканчивает лирическим пассажем: «Бросаясь к народу, мы бросаемся прямо под ноги бешеной тройке, на верную гибель». «Гибель» – очень блоковское слово, очень неоднозначное. Блок не дает ответа, он предельно заостряет вопрос: «Или действительно непереступима черта, отделяющая интеллигенцию от России?»

Доклад производит сильное впечатление, обсуждается и печатно, и устно. 25 ноября проходят прения в Религиозно-философском обществе. С Блоком спорит Г. И. Чулков, оперируя ярлыками «барин» и «декадент». А 12 декабря Блок повторяет свой доклад в литературном обществе. Пригласивший его туда С. А. Венгеров обозначает тему доклада несколько иначе: «Обожествление народа в литературе». Блока поддерживают Мережковский и выступающий с заключительным словом Короленко.

Статья «Россия и интеллигенция» будет опубликована в январском номере «Золотого руна» за 1909 год, потом Блок даст ей название «Народ и интеллигенция», а бывшее заглавие отдаст книге статей 1918 года. Перечитывая ее глазами человека XXI столетия, сразу ощущаешь гиперболичность главной авторской установки. Это речь не политика, не социолога, а художника-интеллигента, для которого беспощадная самокритика – необходимое условие творческого существования.

Споры об интеллигенции длятся по сию пору и, может быть, не прекратятся никогда. И тем не менее опыт Блока вкупе с его единомышленниками дает возможность поразмышлять: в чем сущность русского интеллигента как такового, каковы признаки того синтетического явления, которое именуется русской интеллигенцией? Они, на наш взгляд, таковы.

Постоянная философско-религиозная рефлексия. Критическое отношение к власть предержащим. Неотвязная дума о страдающем народе. Эстетическая искушенность (в том числе непременное внимание к современной литературе, в каком состоянии она бы ни прибывала).

И, наконец, беспощадная самокритичность, наглядный пример которой явил Александр Блок.