Александр II. Воспоминания

Тогда Бисмарк начал доказывать мне, что Франция становится опасной для германского народа. Она оправляется слишком быстро и нужно поспешить образумить ее, прежде чем она восстановит свое военное могущество. Он дошел до того, что сказал мне: «Сегодня еще мы можем без особого труда вступить в Париж, но вскоре будем уже бессильны это сделать».

На этом я прервал его, повторив самым решительным тоном, что никогда не допущу нападения на Францию. Тут Бисмарк начал клясться мне, что у него лично нет никаких воинственных намерений.

Ты видишь, я правильно поступил, говоря с ним в таком решительном тоне».

В тот же вечер на придворном балу Александр II заявил французскому посланнику де Гонто Бирону:

– Впредь вы можете быть вполне спокойны. Император выразил мне свое глубокое отвращение к войне и твердое желание поддержать мир.

Узнав об этих утешительных словах, французский министр иностранных дел герцог Деказ правильно определил все их значение. «Мы избегли страшной опасности, – писал он. – Нас хотели поставить перед дилеммой: либо разоружиться, либо подвергнуться нападению. Нам была необходима внешняя поддержка. А могли ли мы на нее рассчитывать! Но старая Европа наконец проснулась!»

Удовлетворенный успехом в сохранении мира в Европе, Александр II вернулся в Петербург.

Там его ждала весна, которая так прелестна на севере.

Царское Село вновь увидело возлюбленных, блуждающих между зеленью и мраморными бассейнами.

Июнь близился к концу, когда княжна Долгорукая вновь почувствовала себя беременной.

23 марта 1876 года она родила сына Бориса, который скончался несколько дней спустя от детской болезни.

Глава четвертая

В 1876 году сильная волна национализма захватила Россию.

Весь Балканский полуостров был охвачен пламенем и залит кровью. Болгары, боснийцы, черногорцы и сербы отчаянно боролись за свое освобождение от турецкого ига.

Под влиянием горячих и красноречивых выступлений Аксакова, Самарина, Каткова и Тютчева идеи ортодоксального панславизма снова овладели русскими умами.

В опьяняющей атмосфере московского Кремля увлекались мечтами о Царьграде, Золотом Роге, св. Софии, заветах Петра Великого, о провиденциальной цели русского народа. Все повторяли за Аксаковым:

– История России священна. Она должна быть читаема, как Священное писание.

Вскоре все слои общества, от дворянства до крестьян, от интеллигенции до купцов, были объяты экзальтированным бредом национального мистицизма. Лишь редко попадались люди, избегнувшие этой заразы, и еще реже такие, которые решались открыто в этом признаться.

Один из таких смельчаков, князь Вяземский, писал своему другу: «Все, что мы собираемся предпринять для разрешения восточного вопроса, представляется мне каким-то кошмаром. Неужели должны мы жертвовать своей кровью для процветания сербов? Пусть сербы борются за сербов, болгары за болгар, а русские за русских. Это безумие с нашей стороны считать себя больше славянами, чем русскими.

Религия тут ни при чем. Война религиозная – худшая из войн. Это аномалия и анахронизм. Турок нельзя осуждать только за то, что Бог создал их мусульманами, и нельзя требовать от них христианских добродетелей. Это абсурд. Изгоните их из Европы, если вы в силах, или окрестите их, если сумеете с этим справиться; если же нет – то оставьте в покое и турок и восточный вопрос».

Это вполне совпадало со взглядами Александра, который высказывал их много раз в кругу своих министров.

В беседах на эту тему с Екатериной Михайловной царь признавался, что война внушает ему непобедимый ужас.

Но воля самого могущественного самодержца – ничто, когда на сцену выступают глубокие, темные, стихийные силы, веками копившиеся в народной душе.

В первых числах апреля 1877 года последние шансы на мир рухнули. Переговоры между Петербургом и Константинополем являлись лишь пустой формальностью. Одна часть русской армии была уже сконцентрирована в Бессарабии, другая – на южной границе Кавказа.

Следуя примеру своего отца, Николая I, который в 1828 году лично присутствовал при такой же операции, Александр II решил во время перехода через Дунай находиться среди войск. 24 апреля он прибыл в Кишинев, чтобы оттуда дать первый приказ о выступлении.

В торжественном манифесте царь обращался к солдатам: «Давая вам приказ о нападении на Турцию, я благословляю вас, дети мои».

В этом скучном бессарабском городке царь ожидал дня, когда сможет присоединиться к своей армии на северном берегу Дуная. 5 мая прибыла туда княжна Долгорукая, чтобы провести с ним несколько дней.

В конце мая государь узнал, что великий князь Николай назначил 6 июня днем перехода через Дунай и что операция совершится в Симнице, против Свистова. Царь выехал туда 5 июня. Теперь, когда жребий был брошен, нужно было с честью выдержать испытание.