Александр II. Воспоминания

Один очевидец так передавал общее впечатление: «Когда царь уезжал на войну – это был высокий и красивый воин, державшийся очень прямо, несколько склонный к полноте. Когда он возвратился, его с трудом можно было узнать. Щеки отвисли, глаза потускнели, фигура согнулась, все тело так исхудало, что казалось, это лишь кожа да кости. Нескольких месяцев было достаточно, чтобы он превратился в старика».

Отделавшись от официальных церемоний и семейных обязанностей, царь уединился со своей Катей.

* * *

1 января великий князь Николай Николаевич начал переход через Балканы. В самый разгар зимы, при двадцатиградусных морозах, наступая на ожесточенного неприятеля, отчаянно цеплявшегося за естественные препятствия, русские войска овладевали постепенно всеми укреплениями, охранявшими уступы Шипки…

31 января великий князь Николай Николаевич и турецкие уполномоченные подписали в Адрианополе перемирие в то время, как русская кавалерия быстро приближалась к Мраморному морю.

Это приближение чрезвычайно встревожило Европу, и в особенности Англию. Британская эскадра тотчас же вошла в Дарданеллы и бросила якорь у Принцевых островов, в пяти милях от Константинополя.

Великий князь Николай принудил, однако, турок подписать Сан-Стефанский договор, которым установилась русская гегемония на всем Балканском полуострове, от Дуная до Мраморного моря.

Тогда британское правительство, не желая допустить, чтобы Россия самостоятельно разрешила в своих интересах восточный вопрос, объявило общую мобилизацию военных и морских сил.

Имея возможность мобилизовать лишь небольшое количество сухопутных войск, притом еще плохо обученных, английское правительство располагало достаточно сильным флотом, чтобы разорить русские берега в Финском заливе, Белом и Черном морях и даже у Владивостока.

Эта решительная позиция Англии вызвала в России взрыв страшного негодования. Один могучий крик раздался по всей стране: «Сан-Стефанский договор неприкосновенен. Русский народ сказал свое последнее слово. Мы должны ответить на наглость Англии».

Но государь, князь Горчаков и даже великий князь Николай Николаевич сознавали, что нужно во что бы то ни стало избежать разрыва с Англией. Две важные причины, старательно скрываемые от общества, диктовали это решение: императорская казна была истощена вконец, а армия, расположенная лагерем около Стамбула, гибла от тифа.

Графу Шувалову было поручено начать конфиденциальные переговоры с лордом Солсбери о согласовании Сан-Стефанского договора с британскими требованиями. Пришлось отказаться от всех статей, устанавливавших господство России на Балканском полуострове. Тайное соглашение, помеченное 30 мая, разрешило этот кризис. Два месяца спустя берлинский конгресс торжественно провозгласил основы этого соглашения, лишившего русский народ если не всех плодов одержанной победы, то по крайней мере тех, которые наиболее льстили национальной гордости.

И действительно, берлинский договор явился для народа тяжелым горем. Пренебрегая большими политическими и территориальными преимуществами, которые этот договор сохранял за Россией, народ видел в нем полное банкротство национальной политики.

Все эти события непосредственно отразились на судьбе Александра II.

* * *

По возвращении в Петербург Александр возобновил ежедневные встречи с Екатериной Михаиловной.

Испытания балканской войны страшно изнурили царя физически и не менее тяжело потрясли его морально. Его сердечная чувствительность, и раньше легко возбудимая, стала еще сильней. Она поддерживала в нем постоянную потребность в душевных излияниях и нежной близости.

Минутами царем овладевала тяжкая меланхолия, доходившая до глубокого отчаяния. Роль монарха не интересовала его больше. Все то, что он пытался создать в течение своего царствования, оказывалось неудачным.

Он никогда не стремился, в отличие от других царей, к кровавым лаврам славы. Разве не пытался он предотвратить восточную войну, которую навязал ему его народ? Наконец, не предотвратил ли он еще так недавно нового конфликта? Но было ли это оценено? Все доклады провинциальных губернаторов свидетельствовали, что народ, обманутый в своих чаяниях, во всем винил царя. Донесения полиции указывали на устрашающий рост революционного брожения.

Удрученный этими сведениями, царь в душевном смятении потянулся всем сердцем к той, кто пожертвовала для него своей честью, успехами в обществе и светскими развлечениями, думая только о его счастье и окружая его атмосферой страстного обожания.

Постоянное присутствие Екатерины Михайловны стало так необходимо царю, что он решился поселить ее в Зимнем дворце, под одной крышей с императрицей.

Во втором этаже дворца княжне Долгорукой отвели три большие комнаты, расположенные над личными апартаментами царя и непосредственно соединенные с ними внутренней лестницей.

Императрица Мария Александровна, занимавшая покои, находившиеся рядом с комнатами Александра, вскоре узнала о странном соседстве, в котором она очутилась. Она подчинилась без единого слова жалобы этому новому испытанию.