Русское общество все более превращалось во «взбаламученное море», по выражению Писемского. Поэтому реформы в сфере просвещения были не столь радикальны и носили отчасти охранительный характер. В 1863 году российским университетам был дан новый общий устав, по которому университет, оставаясь под попечением министерства, был вверен попечителю учебного округа. Преподавание получило больше свободы. Был открыт доступ вольнослушателям. Совет профессоров избирал всех университетских должностных лиц и заведовал всем хозяйством. Недовольство студенчества, правда, вызвал запрет их корпоративного устройства, студенты рассматривались как отдельные лица.
В ноябре 1864 года появился новый устав гимназий, открывший доступ в них для детей «всех состояний без различия звания и вероисповедания». Самые гимназии были двоякого типа: классические с преподаванием древних языков и реальные с преобладанием естествознания и математики.
В том же году было высочайше утверждено «положение о начальных народных училищах», отдаваемых на попечение земств. Для приготовления учителей устраивались учительские семинарии.
Тогда же, в начале 1860-х годов, вместо прежних закрытых женских учебных заведений стали появляться открытые, с допущением девиц всех сословий. Особо отметим, что они находились в ведомстве учреждений императрицы Марии.
Глубоким, хотя, возможно, не столь благотворным, было влияние на общество реформы печати. Главное управление цензуры было закрыто в 1862 году. В соответствии с временными правилами по делам печати, данными в апреле 1865 года, цензура сохранялась лишь для брошюр и небольших сочинений, объемом менее 10 печатных листов. Толстые книги (свыше 160 страниц оригинальные, свыше 320 страниц переводные) могли выходить в свет без цензуры. Издатели отвечали перед судом, если в их книгах содержалось что-либо противозаконное. Журналы и газеты могли выходить в свет без цензуры, но с особого разрешения властей. При напечатании чего-либо «вредного» издателю объявлялось «предостережение», после третьего предостережения издание запрещалось.
В столь достопамятном 1864 году 1 января 34 губерниям Европейской России дано было новое Положение о губернских и уездных земских учреждениях. Последним поручались следующие дела: заведование имуществами, капиталами и денежными сборами земства, устройство и содержание принадлежащих земству зданий и путей сообщения, управление делами взаимного земского страхования имуществ, попечение о развитии местной торговли и промышленности, дела народного продовольствия и общественного призрения бедных, а также народного образования, хозяйственное участие в попечении о построении церквей, народном здравии и содержании тюрем, назначение и расходование местных и некоторых государственных денежных сборов для удовлетворения земских потребностей губернии или уезда.
Для заведования всеми земскими делами учреждалось в каждом уезде уездное земское собрание, собирающееся один раз в году и имеющее свой постоянный исполнительный орган под названием уездной земской управы. В губерниях имеется губернское земское собрание со своей управой. Деятельность земств была подчинена надзору губернаторов и министерства внутренних дел. Новые формы местного самоуправления сделали его всесословным, лишив дворянскую корпорацию ее исключительных прав, а сфера его полномочий была существенно расширена.
Радикальность новых учреждений многими была понята как приуготовление к представительному образу правления, но как раз такое не входило в планы самодержца. Послу Пруссии Отто Бисмарку Александр Николаевич объяснил дело так: «Во всей стране народ видит в монархе посланника Бога, отеческого и всевластного господина. Это чувство, которое имеет силу почти религиозного чувства, неотделимо от личной зависимости от меня, и я охотно думаю, что я не ошибаюсь. Чувство власти, которое дает мне корона, если им поступиться, образует бреши в нимбе, которым владеет нация. Глубокое уважение, которым русский народ издревле, в силу прирожденного чувства, окружает трон своего царя, невозможно устранить. Я без всякой компенсации сократил бы авторитарность правительства, если бы хотел ввести туда представителей дворянства или нации. Бог знает, куда мы вообще придем в деле крестьян и помещиков, если авторитет царя будет недостаточно полным, чтобы оказывать решающее воздействие».
В Москве в августе 1865 года Александр Николаевич в беседе со звенигородским предводителем дворянства Д.Д. Голохвастовым говорил более определенно:
– Я даю тебе слово, что сейчас на этом столе я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски. А ведь этого и вы не хотите.
Император никогда не забывал давние рассуждения барона Корфа: любые перемены влекут за собой непредсказуемые последствия, стоит лишь ослабить власть. Власть надлежало крепить.