Александр II

Решительно не знаю, что скажет на все это милая Минни. Я не знаю ее чувство ко мне и это меня очень мучает. Я уверен, что мы могли бы быть так счастливы вместе. Я молюсь усердно Богу, чтобы Он благословил меня и устроил мое счастье. Я уверен, что мой милый Никса не оставит теперь меня, он наверно молится за меня. Мы всего больше говорим с Минни о милом брате. У нее постоянно навертываются слезы, когда она говорит о нем. Почти во всех комнатах на окошках Никса вырезывал свое имя и год своего пребывания, которые до сих пор остались на стеклах. Минни вспоминает каждую дорожку, каждое место, где они гуляли или разговаривали всего больше. Она мне еще больше понравилась теперь, и я чувствую, что я люблю и что я достоин ее любви, но дай Бог, чтобы и она меня полюбила… Я чувствую, что моя любовь к Минни не простая, а самая искренняя и что я готов сейчас же все высказать ей, но боюсь…»

Саша не договаривал в письме то, что было известно ему и отцу, о первой и сильной страсти к княжне Марии Эрастовне Мещерской. Став цесаревичем, он постарался заглушить наивную первую любовь и отодвинул в дальний угол памяти воспоминание о последнем поцелуе влюбленных. Он был прямодушен и грубоват, юный цесаревич, но старательное желание полюбить милую Минни было вполне искренним – он был готов любить.

…День следовал за днем в тишайшем Фредериксберге, а погруженный в любовный дурман Саша никак не мог решиться на объяснение. Немало времени отнимали протокольные мероприятия. Приходилось выслушивать рассуждения короля о благодетельности реформ, начатых его предшественником, которые хотя и доставляют хлопоты, но все же полезны. Датские генералы скупо делились своим печальным опытом – войны с Пруссией, в которой потерпели поражение… И вот только они умолкали, непременно появлялся несносный король и вновь начинал нескончаемую песню о реформах, о советах, которые он решается предложить вниманию юного наследника великого монарха…

Приплывший кстати брат Алеша сильно старался помочь. Он заговаривал с королем, задавал массу вопросов, а то по-мальчишески запросто просил позволения пострелять в парке.

12 июня протокольных мероприятий не было. Сидели вчетвером в гостиной, разговаривали. Минни предложила посмотреть ее комнату. Вчетвером же и отправились, но на пороге комнаты Алексей вдруг загорелся желанием увидеть датские ордена, и король уступил ему.

В чисто прибранной девичьей светелке, говоря по-русски, уставленной горшками с цветами, клеткой с какой-то птичкой, сели за круглый столик смотреть альбом фотографий. Первые листы Минни не дала ему смотреть, заявив, что он будет над нею смеяться. А он впервые смог возразить ей и настоял на том, чтобы смотреть альбом с самого начала, с акварельного портрета младенца, утопающего в пене кружев и вензелях розовых бантов.

Саша то смотрел в альбом, то на дверь в спальню Минни, то осмеливался поднять глаза на ее лицо, такое невинное, доброе… и мучительно думал, как же начать, нельзя же сразу бухнуть: я вас люблю, выходите за меня замуж! Начать надо было как-то особенно. Никса, вот кто никогда не терялся… Но его нет! А я люблю Минни!

И, не придумав ничего подходящего, Саша разом выложил все заготовленное долгими фредериксбергскими вечерами. Минни, вспорхнув со своего стула, бросилась к нему на шею и заплакала. Он тоже не мог удержаться от слез, и неловко задал страшный вопрос:

– Можете ли вы полюбить еще кого-нибудь, кроме милого Никсы?

– Никого, кроме его брата! – был ответ.

Они снова крепко обнялись.

Вдруг появилась королева, король, Алексей и Владимир, все обнимали их и поздравляли.

Свое необычно длинное письмо с рассказом о всем пережитом в тот день Саша закончил так:

«…Теперь еще раз прошу Вашего благословения и помолиться за меня и за нее. Я никогда не думал, что могу быть так счастлив, как теперь.

Целую Вас крепко от всей души.

Ваш Саша».

Так, казалось бы, счастливо заканчивается печальная полоса в жизни Романовых. Так виделось современникам. Они и догадаться не могли, что сын наследника престола Александра и принцессы Дагмары, желанный и заранее любимый Николай, названный в честь брата и деда, первый внук Царя-Освободителя окажется последним русским царем.

Нет такого времени в человеческой истории, которое люди, живущие в нем, сочли бы счастливым и безоблачным.

И все же велики были надежды на лучшее в Александрово время, в эпоху Великих реформ.

Книга третья. Заложник реформы

Часть I. Крамола

…Мы дожили до какого-то туманного времени. Мгла покрывает умы. В одних видишь неожиданное, в других не видишь ожидаемого.

Из письма митрополита Филарета к А.Н. Муравьеву

Глава 1. В НАДЕЖДЕ СЛАВЫ И ДОБРА

1