Первое дуновение смерти коснулось юношей, и многие ощутили его. До сих пор все казалось игрой, до сих пор все виделось в романтическом свете, как шиллеровские «Разбойники» на сцене Малого театра, где в главных ролях оказались они сами. Но исчезновение Мити и уклончивость Ишутина заставили иных членов Центрального комитета заволноваться. Простые члены Организации ни о чем не догадывались.
Ермолов и Странден прямо с Московского вокзала отправились на поиски, последовательно обходя Невский и ближние улицы. Весь день бродили они по городу, перекусив лишь однажды. Каракозова встретили уже к вечеру там, где и не искали, – в самом центре Дворцовой площади. Чтобы не привлекать внимания полиции, сразу ушли к Адмиралтейству.
Каракозов сначала отнекивался на все их вопросы, а потом сказал:
– Я хочу поступить на завод и заняться пропагандой среди рабочих.
– Так ли, Митя? – заглянул Ермолов ему в глаза. Видно было, что лжет и лгать не умеет.
И тогда тот признался, что давно замыслил убить царя. В январе ездил просто посмотреть, как и что вокруг Зимнего дворца, а в этот раз прикинул три варианта: утром во время прогулки – опасно, народа мало, всякий виден, полиция смотрит во все глаза; днем возле Летнего сада – тут удобнее, хотя гуляет не каждый день; или отложить до лета и попробовать в Петергофе, там в парке такие заросли есть, ему один извозчик рассказывал…
Митя был непривычно многословен и потому Ермолов невольно заподозрил, что за видимой откровенностью тот хочет скрыть свой истинный замысел. Они принялись отговаривать Каракозова и добились от него честного слова, что он ничего не предпримет и скоро вернется в Москву.
Каракозов действительно вернулся в Москву. На гневные упреки и дружеские уговоры Ишутина он отвечал молчанием, а потом огорошил двоюродного брата известием, что давно познакомился с доктором Кобылиным, от которого узнал о существовании в Петербурге партии конституционалистов, за которой стоит великий князь Константин Николаевич – вот бы его возвести на престол… Тут голова закружилась у Ишутина.
– Да верно ли ты узнал, Митя? Может, это слух один!
– Я понял, что великий князь стоит во главе народной партии, желающей доставить народу материальное благосостояние и свободу самоуправления на более широких началах, чем те, на которых построены конституции других европейских наций…
Ай да тихоня! Ищутин поверил сразу. В голове его складывалась новая комбинация: за великим князем, безусловно, стоят полки гвардии, а это реальная сила! Дело остается за малым… и тут Митя действительно может пригодиться. Но почему раньше Кобылин ничего не рассказывал?…
Он подступил к Каракозову с расспросами. Тот отнекивался, что страшно устал и хочет спать. Тут же, не раздеваясь и не сняв сапоги, завалился на диван, свернулся и закрыл глаза. На миг вздрогнул, потрогал что-то на груди и опять успокоенно закрыл глаза. Во внутреннем кармане был спрятан яд, который ему дал доктор Кобылин, но об этом он не сказал брату.
Успокоенный и возбужденный безмерно, Ишутин отправился в кабинет обдумывать новые планы.
2
Обыкновенно государь гулял в Летнем саду между тремя и четырьмя часами пополудни. С недавних пор он стал приезжать один, в коляске в ногах лежала черная мохнатая собака. В саду он делал несколько туров, с гуляющими приветливо раскланивался, со знакомыми разговаривал, не раз принимал прошения от простолюдинов и выслушивал их просьбы. У ворот на набережную постоянно находился наряд городовых и, как правило, собиралась группа любопытствующих, человек двадцать – тридцать.
4 апреля 1866 года государь приехал в Летний сад в четыре пополудни, два раза обошел сад по длинным аллеям, часто посматривая по сторонам, будто высматривая кого-то. Он ждал Катю, но она почему-то запаздывала, уж не нарочно ли?… Несколько огорченный, он поворотил к воротам, но тут приехали племянник герцог Николай Максимилианович Лейхтенбергский с сестрой – принцессой Марией Баденской. Сними он еще два раза прошелся по аллеям, уже расчищенным от снега. Дурное настроение прошло. Солнце, капель, крики лебедей на пруду, веселая болтовня принцессы, а главное – радость от прогулки в их с Катей Летнем саду сильно подняли настроение.
Пошли к воротам. Завидев государя, городовой унтер-офицер Заболотин взял с пролетки шинель государя и приготовился подать, а жандармский унтер-офицер Слесарчук откинул полость коляски и вытянулся во весь богатырский рост.
Коляска стояла в нескольких шагах от ворот. Села племянница. Александр тяжело ступил на подножку… Свежий ветер с Невы, сильный запах мокрой земли, только-только отошедшей от снега, лошади нетерпеливо перебирали копытами по торцовой мостовой… Все было обычно.
Александр Николаевич спохватился, что забыл про шинель, стал надевать ее, кто-то почтительно обратился из-за спины, и вдруг молодой, высокий, угрюмый, стоявший близко и державший руку за пазухой, вытащил пистолет и выстрелил. Бросил пистолет и побежал.
Выстрел заставил государя вздрогнуть. Принцесса взвизгнула. В толпе закричали вразнобой: