Александр II

Так более чем на десять лет дела просвещения и образования в России были вверены человеку трудолюбивому, обладавшему некоторыми познаниями, но убежденному охранителю, открыто выступавшему еще против крестьянской эмансипации. Правда, в последние годы Толстой сблизился с императрицей, которая всячески рекомендовала государю этого «верного и искреннего человека».

Князь Василий Андреевич Долгоруков ранее написал прошение об отставке, сославшись на годы и болезни. В его адрес упреков не раздавалось. Многие князя опасались, иные, напротив, симпатизировали, зная Василия Андреевича за мягкого и в высшей степени порядочного человека. Александр Николаевич пожаловал ему специальное придворное звание «обер-камергера».

За важный пост шефа жандармов и начальника III Отделения развернулась закулисная борьба. Доживавшего последние дни генерала Муравьева все боялись, а великий князь Константин Николаевич был решительно настроен против него; генерал-адъютант Чевкин был и стар, и вздорен. Сам же Василий Андреевич рекомендовал своего бывшего адъютанта, генерала графа Петра Андреевича Шувалова, успевшего к 39 годам послужить начальником штаба корпуса жандармов и Ост-Зейским генерал-губернатором. Государю граф Шувалов давно приглянулся энергией и жизнелюбием. Так вопрос был решен.

Новый шеф жандармов был преисполнен далеко идущих планов. Ловкость и осмотрительность царедворца он проявил еще в молодые годы, когда приглянулся великой княжне Марии Николаевне. Ласково улыбаясь, он всячески избегал ее, опасаясь гнева грозного Николая Павловича. Ныне он был уверен в полном доверии государя Александра Николаевича. Влияние великого князя Константина, великой княгини Елены Павловны и всей «константиновской партии» резко упало. Ему представлялась возможность стать вторым человеком в Российской империи – большего и желать было невозможно.

Александр Николаевич понимал властный и честолюбивый характер Шувалова и полагал, что сейчас нужнее престолу такой человек. По просьбе Шувалова на нужды III Отделения было выделено в три раза больше денег, чем год назад. Толстой тоже рьяно взялся за наведение порядка в министерстве народного просвещения… а ведь и нужен всего только порядок для продолжения всеми одобряемых реформ.

Милютина государь оставил на военном министерстве, доверяя ему и надеясь на успех начатых военных реформ. Александр Николаевич отлично знал генеалогию и родственные связи столичного дворянства и, вспомнив Дмитрия, перескочил в мыслях на брата Николая, женатого на Марии Аггеевне Абаза, а там и на ее брата Александра Абазу, известного либерала, протеже тетушки Елены Павловны, которого он ввел в Совет министерства финансов. Крупный помещик и делец там оказался на месте, но мысль об Абазе пришла ему не по деловым соображениям…

Вот ведь и Абаза, со всей его деловой хваткой и практичностью, женившись на Юлии Федоровне Штуббе, талантливой музыкантше из кружка Михайловского дворца, бросил ее и совершенно открыто жил с Нелидовой, сестрой генерал-лейтенанта Анненкова… Тут Александр Николаевич нахмурился. Он никак не мог забыть, что в роковой день 4 апреля этот раззява Анненков, занимавший должность петербургского обер-полицмейстера, отправился по Большой Морской обедать в клуб!.. Безвинный жизнелюб Иван Андреевич был круто обруган и заменен генералом Федором Федоровичем Треповым.

Где бы ни был Александр Николаевич в наступившие легкие майские дни, всюду теперь думал об одном… С уходом князя Василия Андреевича единственным его поверенным в делах с Катей остался генерал-лейтенант Рылеев, комендант императорской главной квартиры. Через него передавал ей записки, но медлил с приглашением приехать, хотя страстно желал этого и решил уже, что она приедет…

3

Для общества выстрел Каракозова означал конец короткой эпохи политического либерализма. Все большее значение приобретали органы сыска. На усиление заграничной агентуры III Отделения – а все зло, по мнению Шувалова, шло из-за границы – были ассигнованы дополнительные средства. Были созданы Секретные отделения при московском и санкт-петербургском генерал-губернаторах.

В период наступления реакции, вспоминал Б.Н. Чичерин, «начались произвольные аресты массами, одиночное судебное заключение без суда, административные ссылки, которые еще более озлобляли свои жертвы и разносили пропаганду по самым отдаленным краям России».