Принимались прямо таки невообразимые для ума иностранца меры предосторожности, когда Александр должен был совершить более или менее дальнюю поездку. Переезжал ли он из Гатчины в Петербург или обратно, солдаты стояли неразрывной цепью на всём пути вдоль рельс и на улицах вплоть до въезда во дворец. В народе же очень умело распространили раз навсегда слух, будто этим путем войска по доброй воле всех, от высших командиров до последнего солдата, оказывают почести своему обожаемому монарху и царю. Если же Александр совершал более отдаленную поездку на юг или заграницу, сотни тысяч войска занимали заблаговременно всю многоверстную линию железных дорог. Вдоль пути тщательно засыпалась каждая малейшая рытвинка.
Те деревни, которые лежали неподалеку от рельсового пути, становились наглухо отрезанными от последнего. Обыскивалась каждая мужицкая хата, не ведет ли из неё подкоп под рельсы. За неделю или две до прохождения царского поезда солдаты становились уже в цепь и наблюдали, чтобы каждый, получивший надлежащее разрешение пройти или переехать через рельсы, действительно миновал цепь и по другую сторону переезда. В последние же три дня цепь стягивалась вплоть к рельсам. Ружья заряжались огнестрельными патронами, солдаты стояли спиной к рельсам и имели приказ стрелять во всякого, кто бы даже попытался приблизиться к рельсам. Но кроме всего этого императорская главная квартира, заботившаяся об охране царя во время пути, пускалась на всевозможные хитрости. Один раз внезапно менялось направление пути, так что только заранее расставлялись войска на всякий случай по различным железным дорогам. В другой раз пускались с небольшими промежутками один за другим три вполне одинаковых царских поезда, вследствие чего никто не знал, в каком поезде находился царь, или же наконец поступали и так: несколько дней подряд пускали в различные часы царский поезд, не давая, однако, никому приметить, в каком именно поезде находится Александр с семьей и свитой. Он уже давно проехал и укатил за сотни верст, а солдаты всё еще стоят десятками тысяч в холод и зной и оказывают воинские почести проходящим мимо пустым поездам.
Если принять всё это во внимание, то известное покушение близ станции Борки надо счесть прямо таки гениально задуманным и проведенным. Царский поезд со всей царской семьей шел с юга на север, когда вблизи названной станции раздался взрыв, поезд сошел с рельс, и все вагоны разбились вдребезги. Поднялся общий вопль и стон. Одним из первых, выбравшихся из под обломков и развалин, был Александр. С свойственным ему хладнокровием он приказал окружавшим его лицам и сбежавшимся солдатам приступить к розыскам всех членов его семьи и остальных, находившихся еще под обломками. Это, действительно было какое то чудесное спасение, ибо в то время как тяжело раненные и мертвые лежали десятками вокруг, вся царская семья спаслась: Александр отделался одним испугом, Мария Федоровна, как она сама об этом телеграфировала в Гейдельберг графу Шувалову, получила синяки под глазами, все же дети получили более или менее тяжелые поранения. Старшая дочь Александра Ксения осталась на всю жизнь горбатой, и это в значительной мере послужило причиной тому, что ее выдали замуж за своего же родственника, великого князя Александра Михайловича. Конечно, народу не было сообщено ни о том, что члены царской семьи понесли увечья, как равно ни о том, что крушение поезда было следствием удавшегося покушения. В официальных телеграммах, коими русский народ был оповещен о случившемся, говорилось лишь о неожиданном крушении по неизвестной причине, причём Александр будто бы сам передал в руки косо то из высших чинов, как объект для будущего следствия, собственноручно поднятую им гнилую шпалу. На картинах, пущенных в народ в миллионных экземплярах, были изображены и обломки царского поезда, и груды тел убитых придворных и слуг. Сам же Александр, был изображен стоящим в стороне и окруженным всеми членами своей семьи, здоровыми и невредимыми. Спасение было названо немедленно чудесным избавлением от опасности, как равно народу старались внушить, что божий промысл спас для России своего помазанника её царя, в то время как вся интеллигентная Россия скрежетала зубами и проклинала неудачу покушения, но вынуждена была вместе с остальной частью населения служить и выслушивать бесконечные молебны, принимать участие в поздравлениях, и, наконец, выражать свои верноподданнические чувства. Единственным сколько-нибудь благоприятным результатом, этого чудесного спасения было то обстоятельство, что всюду и везде сооружены были различного рода благотворительные и просветительные учреждения в память чудесного избавления и т. д. Кроме того, этот же день 17-го октября был отныне объявлен табельным, высокоторжественным днем, каковой все с тем же скрежетом зубовным подневольно празднуется русским народом и теперь, так как нынешний царь, тогдашний наследник, находился в числе спасенных.