Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира

– Ты знаешь нашу преданность тебе, государь, – заявил Парменион, который не мог заставить себя называть молодого царя по имени, – и мы будем подчиняться тебе, пока у нас остаются силы.

– Знаю, – сказал Александр, – и потому считаю, что мне повезло. Ты, Парменион, пойдешь со мной и получишь командование над всем войском, подчиняясь лишь монарху. Антипатр же останется в Македонии с полномочиями регента: только так я могу отправиться спокойно, уверенный, что оставляю трон под надежной охраной.

– Для меня это слишком большая честь, государь, – ответил Антипатр. – Тем более что в Пелле остается царица, твоя мать, и…

– Я прекрасно понимаю, на что ты намекаешь, Антипатр. Но запомни хорошенько, что я тебе скажу: моя мать никоим образом не должна соваться в политику, она не должна иметь официальных контактов с иностранными делегациями, ее роль исключительно представительская. Только по твоему запросу она сможет участвовать в дипломатических сношениях и только под твоим бдительным надзором. Я не хочу, чтобы царица вмешивалась в дела политического характера, которые ты должен вести лично. Я хочу, чтобы ей оказывались все почести как царице и исполнялись по мере возможности все ее желания, но все должно проходить через твои руки – тебе, а не ей я оставлю царскую печать.

Антипатр кивнул:

– Все будет так, как ты хочешь, государь. Но я беспокоюсь о том, чтобы это не породило конфликтов: у твоей матери очень сильный характер и…

– Я публично продемонстрирую, что носителем власти в мое отсутствие являешься ты и потому ты ни перед кем, кроме меня, не должен отчитываться в своих действиях. Во всяком случае, – добавил Александр, – мы с тобой будем постоянно поддерживать связь. Я буду держать тебя в курсе моих действий, а ты будешь докладывать мне обо всем, что делается в союзных нам греческих городах, и обо всем, что затевают наши друзья и наши враги. Для этого нужно позаботиться о надежной непрерывной связи. Подробности – потом. Факт остается фактом: я тебе доверяю, Антипатр, и потому оставляю тебе максимальную свободу в принятии решений. Я хотел встретиться с вами лишь для того, чтобы узнать, примете ли вы мое предложение, и теперь я удовлетворен.

Александр встал со своего сиденья, и два старых стратега из почтения тоже встали. Но прежде чем царь вышел, Антипатр проговорил:

– У меня один вопрос, государь: сколько, ты думаешь, продлится экспедиция и докуда ты собираешься дойти?

– На этот вопрос я не могу дать ответа, Антипатр, потому что сам его не знаю.

И с кивком головы царь удалился. Когда два военачальника остались одни в царской пустой оружейной палате, Антипатр заметил:

– Ты знаешь, что у вас продовольствия и денег – лишь на один месяц?

Парменион кивнул:

– Знаю. Но что я мог сказать? Его отец в свое время делал вещи и похуже.

Александр в тот вечер вернулся в свои палаты поздно, и все слуги уже спали, не считая стражи у его двери и Лептины, дожидавшейся его с зажженной лампой, чтобы сопроводить в ванну, уже нагретую и с добавленными благовониями.

Она раздела его и, подождав, когда он залезет в огромную каменную ванну, стала поливать его плечи водой из серебряного кувшина. Кое-чему ее научил врач Филипп: бурлящая вода массировала тело нежнее, чем руки, успокаивала мышцы плеч и шеи.

Александр медленно расслаблялся, пока совсем не вытянулся, а Лептина продолжала лить воду на живот и бедра, пока он не сделал знак прекратить.

Она поставила кувшин на край ванны и, хотя царь до этой минуты не произнес ни слова, осмелилась заговорить первой:

– Говорят, ты уезжаешь, мой господин.

Александр не ответил, и Лептине пришлось идти напролом:

– Говорят, что ты отправляешься в Азию, и я…

– Ты?

– Я бы хотела отправиться с тобой. Прошу тебя: только я смогу позаботиться о тебе, только я знаю, как встретить тебя вечером и подготовить к ночи.

– Хорошо, – ответил Александр, вылезая из ванны.

Глаза Лептины наполнились слезами, но она промолчала и начала нежно вытирать его льняной простыней.

Александр растянулся, обнаженный, на ложе, раскинув руки и ноги, и она, как зачарованная, смотрела на него, а потом, как обычно, разделась и улеглась рядом, легонько лаская его руками и губами.

– Нет, – сказал Александр. – Не так. Сегодня я буду ласкать тебя. – Он нежно раздвинул ее ноги и лег сверху.

Лептина пошла ему навстречу, обняв, словно не хотела потерять ни одного драгоценного мгновения его близости, и руками сопровождала долгие и непрерывные толчки его поясницы. И когда он соскользнул с нее, она ощутила на лице его волосы и долго вдыхала их аромат.

– Ты в самом деле возьмешь меня с собой? – спросила она, когда Александр снова растянулся на спине рядом с ней.

– Да, пока мы не встретим народа, язык которого ты понимаешь, язык, на котором ты иногда разговариваешь во сне.

– Почему ты это говоришь, мой господин?

– Повернись спиной, – велел Александр.

Лептина повернулась, а он взял из подсвечника свечу и приблизил к ее плечам: