«Нам нужно так много рассказать друг другу».
Эти двое не видели никого, кроме друг друга. Таида стояла в стороне и смотрела на них.
Таида вспомнила последнюю ночь, проведенную с Александрам по дороге из Вавилона в Сузы. Нет, это не была любовь. Это было преклонение перед силой, исходящей от Александра и подчиняющей всех, кто встречался ему на пути.
А Птолемей? Да, она по-своему дорожит Птолемеем, но что-то постоянно настораживало ее в его чувствах. Она невольно подумала, что в ненависти Птолемей может быть так же неистов, как в любви, и, вспоминая, как горячо он обнимал ее, она представляла его с такой же страстью отвергающего ее.
Снегопад все усиливался и усиливался.
Сейчас Таида желала им победы. Ведь цель, к которой она стремилась, была совсем близко и зависела от мужества людей, которые были ей дороги.
По-прежнему, в отличие от Александра, который считал персов людьми воспитанными и культурными, Таида видела в них кровожадных, жестоких варваров. И Александр по дороге в Сузы убедился в этом, встретив искалеченных греков, попавших к персам в плен. Среди калек много было ослепленных, без рук, без ног…
Воспоминание об этой встрече заставило гетеру уже в который раз содрогнуться, и желание отомстить персам как можно скорее овладело всем ее существом.
Под завывание пурги Таида задремала. И вдруг услышала громкий голос Лисиппа:
– Победа!.. Дорога на Персеполь свободна.
Гетеры одновременно выпрыгнули из повозки и оказались в крепких объятиях скульптора.
Ранним утром Александр с армией спустился в цветущую равнину Марв-и-Дешт.
В сиянии восходящего солнца перед македонцами открылась укрепленная двойным кольцом стен скальная терраса, на которой возвышался город, затмивший своим великолепием все, что царь до этого видел, – и Вавилон, и Сузы, и даже Афины, которые Александр однажды посетил.
Таида скакала верхом на лошади рядом с Птолемеем, Лисиппом и Иолой. Они одновременно остановились и замерли от открывшегося перед ними великолепия. Величественные сооружения, яркий блеск красок, уходящие в небо колонны возвышались перед ними.
Ворота Персеполя были широко открыты.
Сатрап Тиридат, сдавший Александру город, подобострастно сообщил:
– Сатрап Ариобарзан с несколькими сотнями всадников хотел прорваться в город, но мы закрыли перед ним ворота. Разумнее иметь дело с победителем, чем с побежденными.
Александр подъехал к монументальной лестнице, ведущей ко дворцу. Дворец, построенный Дарием I, стоял неприступно: с восточной стороны – горы, с юга и севера – крутой обрыв, с запада – глубокий ров, утыканный острыми кольями.
«Осада была бы трудной!» – подумал Александр.
Тиридат, склонившись в низком поклоне, раболепно сообщил царю:
– По этой лестнице персидские цари въезжали во дворец верхом на коне.
Под приветственные крики воинов Александр Великий по двухпролетной лестнице поднялся на Букефале вверх, легко преодолев сто ступеней.
Таида не могла оторвать от Александра взгляда, настолько торжественным был царский въезд в город. Это был настоящий триумф Эллады!..
Поднявшись наверх, Александр передал Букефала телохранителям, прошел через ворота Всех стран с капителями в виде крылатых быков, пересек широкую площадь и остановился перед настоящим архитектурным чудом – тронным залом, называемым Ападана.
Птолемей последовал за царем, и Таида с Иолой остались с Лисиппом.
Поднимаясь по белым ступеням, Лисипп разглядывал барельефы на стенах лестницы, где был изображен персидский царь в драгоценных украшениях и в тиаре.
Таида же, увидев на рельефе изображение персидского владыки, пришла в ярость. Иола внимательно наблюдала за подругой, ей вдруг стало тревожно за нее.
Рельефные фризы полностью захватили внимание скульптора. Он был восхищен мастерством неизвестных скульпторов Востока. На одном из фризов были изображены сцены борьбы между львом, символом бога солнца, и быком, который олицетворял силы тьмы.
Каллисфен, присоединившийся к Лисиппу, сообщил:
– Один раз в году в Персеполь приходили посланцы всех подчиненных народов – их было двадцать три – и платили властителю дань.
На главном рельефе все посланцы были легко узнаваемы, изображенные в своей национальной одежде и с тем, что принесли или привели: парфяне с верблюдом, египтяне со своими быками, скифы в остроконечных шапках – с конями, эфиопы – со слоновыми бивнями и жирафом, арехозийцы – с чашами. В веренице данников были и греки: они несли шерсть.
Весь ансамбль Персеполя поражал своими грандиозными масштабами, монументальностью.
Таида, обладающая утонченным восприятием искусства, воскликнула:
– Разве можно сравнить эти гигантские, помпезные сооружения с благородными в пропорциях, гармоничными по композициям, эстетически совершенными греческими сооружениями.
Лисипп мягко возразил:
– А их и не надо сравнивать. Персидские прекрасны и неповторимы по-своему.
– Мои симпатии принадлежат мавзолею в Галикарнасе. Ты вспоминаешь о нем, Лисипп?
Скульптор улыбнулся:
– Да, я часто вспоминаю, как мы бродили с тобой по Галикарнасу. Это были самые прекрасные и незабываемые мгновения в моей жизни.
Гетера продолжала настойчиво напоминать: