Александр Невский. Сборник

Суета начал. Он говорил то, что самому удалось слышать от Романца, от Ицека, от товарищей по дороге, и потому выходило, что Михаил сознался в отравлении Кончаки, что Константина хотели женить на Русалке и перевести в бусурманство, но Константин не захотел, и его заковали. Затем он сообщил совершенно верное известие, что святитель и Калита, оба недовольные поступком Юрия, ещё теснее сблизились.

   — Хорошо, — сказала Анна Дмитриевна, когда Суета замолк, — пока спрячься в клеть.

Она отвела его в один из бесчисленных чуланчиков в хоромах и задвинула за ним засов. Затем собственноручно отнесла ему еду и питье — и опять задвинула за ним засов. Суета почесал затылок, перекрестился и принялся за трапезу.

Вечером Суету допрашивал наследник Тверского великого княжества Дмитрий Михайлович Грозные Очи, допрашивал брат его Александр Михайлович, допрашивал владыка Варсонофий и бояре тверские. На другой день решили, что надо послов в Москву послать, чтобы выхлопотать тело покойника, выручить Константина, бояр и всех тверичей, схваченных Юрием.

В Москве Иван Данилович посочувствовал горю тверских князей, клялся и божился, что он ничего не знает, ни в чём не участвовал и даже сведений никаких путных не имеет о том, как и что произошло на Кавказе, и что со дня на день ждёт приезд великого князя всея Руси Юрия Даниловича.

Долго дожидались тверичи приезда Юрия Даниловича. Наконец, уже в начале лета, объявился он во Владимире, и истомлённые тверичи отправили к нему посольство. Но с боярами тверскими князь Юрий Данилович не хотел мира. Он стал тянуть дело, требуя, чтобы приехал к нему на переговоры во Владимир сам брат нынешнего великого князя тверского, Дмитрия Грозные Очи, Александр Михайлович. После долгих споров девятнадцатилетний Александр Михайлович заключил с Юрием Даниловичем мир во Владимире на тех условиях, что тверичи признают Юрия Даниловича великим князем всея Руси и не будут искать под ним в Орде; что сами в Орду ездить не станут; что будет он, Юрий Данилович, точь-в-точь как дед его Александр Невский, один за всю Русь платить Орде дань. Расходы свои в Орде Юрий также возложил на тверичей. За это Юрий Данилович отдавал тверичам тело Михаила Тверского, и Константина Михайловича с тверскими боярами отдавал живьём, цепи с них поснимав.

Вся Тверь, великий князь Дмитрий Грозные Очи, Александр, Василий, великая княгиня Анна Дмитриевна, их мать, владыка тверской Варсонофий и весь чин священнический встретили тело, плывшее по Волге в барке, на берегу, у церкви Михаила Архангела, и положили его в церкви Святого Спаса, в соборном храме города Твери, в усыпальнице великих князей тверских. Тут и оказалось, что в течение десяти месяцев это тело, разъезжавшее на телегах и на санях, похороненное в Москве, проплывшее Волгой, было нетленно, цело и невредимо. Этого мало. Чудеса стали твориться от тела Михайлова: немые прорицали, слепые прозревали, расслабленные исцелялись.

Знала великая княгиня Анна Дмитриевна, что Юрий теперь стал силён пуще прежнего и не остановится он, пока не загубит окончательно род тверской. Надо было что-то делать... Слухи, что хворая ханша Баялынь не прочь переженить тверских князей на ордынских царевнах, были очень не по нутру Анне Дмитриевне. Ордынские царевны бывали всякие: и дочери, и сёстры вольного царя, и его наложницы, и рабыни. Едва ли где так искренно ненавидели татар, как в Твери да в Новгороде: Тверь и Новгород, и по своему географическому положению, и по духу своему, тянулись к Западу; татары им были ненавистны, и гораздо ближе была даже языческая Литва. Великая княгиня Анна Дмитриевна инстинктивно поняла, что единственное спасение сейчас — в союзе с Литвой, — точно так же, как холодные московские умы понимали, что единственное спасение Руси — в союзе с татарами. Поэтому она послала старшего своего сына, теперешнего великого князя тверского, Дмитрия Михайловича, в Литву — свататься к какой-нибудь из дочерей Гедиминовых.

Дмитрий Грозные Очи поехал в Литву, и Гедимин выдал за него свою дочь, нареченную при крещении Марией Гедиминовной. В том же году Анна Дмитриевна женила не только Александра Михайловича, но и четырнадцатилетнего Константина Михайловича, чтобы избежать всяких союзов с Ордой, которые ей были отвратительны.

Был у неё ещё четвёртый сын, Василий Михайлович, но ему было пока всего пять лет.