— Ты, Юрий Данилович, — сказал он, — человек хитрый, а я человек простой. Ты говори прямо и толком: зачем ты меня позвал?
— Мне вот что от тебя нужно, Дмитрий Михайлович, — сказал Юрий, и лицо его приняло строгое выражение. — Чего твои бояре и отроки и татары, твои сторонники, шагу не дадут мне здесь ступить? Куда ни повернусь, непременно кто-либо из-за угла торчит.
Дмитрий поднял глаза и усмехнулся.
— Начинай со своих, — сказал он. — Москвичи с новгородцами первые на свете соглядатаи.
— Я и не говорю, — отвечал Юрий, — что я не следил за тобой, только слежу-то я иначе; через твоих собственных бояр доходит до меня, что у вас на Твери и здесь в Орде делается. Уж таких сорок-трещоток, как твои бояре, за деньги не найдёшь. Все так и кричат: «Долой татар!» А ну как всё это до самих татар дойдёт — они же меня за бок возьмут, велят мне твою область пустошить — кому плохо от этого будет? Нам с тобой и народу христианскому!
Дмитрий вспыхнул.
— Кричим мы потому, что душе неймётся, — сказал он, — больно уж зазорно твоей Орде кланяться.
— Да ведь у меня тоже своя спина, — сказал Юрий. — Знаю я тоже, каково гнуть её перед ордынским ханом. Но если мы станем пугать их, нас, князей, всех повырежут, а земли русские разорят...
— До тех пор разорять будут, — отвечал Дмитрий Михайлович, — пока вы, Александров род, в ноги татарам кланяетесь и нас к тому же неволите.
— Из-за чего распря идёт? — тихо спросил Юрий, рассматривая свои перстни. — Ведь не из-за татар, а из-за того, какому роду великое княженье всея Руси достанется: нам или вам.
— Ты первый из-за этого кровь пролил, — сказал Дмитрий, и глаза его сверкнули.
Юрий не дрогнул.
— Пролил кровь, — отвечал он тихо и спокойно, — и опять пролью, если наш род будут обижать и хана слушаться не станут.
Дмитрия взорвало.
— Нет, ты скажи, зачем меня позвал и чего от меня хочешь?
Он был раздражён, весь трясся; спокойствие великого князя смущало его.
— Позвал ты меня затем, чтоб я перед тобою поклонился?
— Нет, совсем не затем, — отвечал Юрий. — Затем, чтоб мы с тобою здесь, в Орде, не губили имя русское. Ты вот через Щелкана всякую брань обо мне доводишь до Узбека...
Дмитрий покраснел и смутился.
— Обещал два выхода Орде заплатить, если меня и брата Ивана Московского изведут...
Дмитрий побледнел и встал. Встал и Юрий Данилович.
— Так вот, княже, — продолжил он, — опомнись. Жалко мне тебя. Тебе ведь всего двадцать седьмой год идёт, а я уж в пятом десятке стою. Каждое твоё слово я знаю, каждый твой замысел у меня на ладони; выйду я отсюда да и пойду к хану, и будет тебе участь отца.
Взгляд, полный ненависти и отвращения, сверкнул на лице Дмитрия. Он запустил руку за пояс и выдернул топор. Юрий приблизился и взял его за руку.
— Слушай, Дмитрий, — сказал он, — ты не разбойник, чтобы убивать меня вот так в шатре, куда я пришёл к тебе в гости. Давай так рассуждать.
Он улыбнулся спокойно и открыто, а между тем именно это спокойствие и бесило Дмитрия.
— Ты подумай: ну, убьёшь ты меня, так и сам пропадёшь, на свой род бесчестье положишь, а Руси ты этим не поможешь. Пойдём к хану вместе, я буду за старшего брата, ты будешь за младшего. Оба ему поклонимся, скажем, что раздору между нами нет больше, а не то, Дмитрий Михайлович... — Юрий отступил, и лицо его приняло зловещее выражение. — Я один пойду к хану и расскажу ему всё, что знаю. И про замыслы твои, и про переговоры с Литвой против татар, и про то, как по пути сюда посетил тебя около Казани старик волхв и какие вы заговоры делали на жизнь хана Узбека.
Дмитрий опустился на скамеечку бледный как полотно.
— Сатана ты или человек? — спросил он.
— Такой же христианин, как и ты, — отвечал Юрий, — да бояре у меня толковее твоих, не болтают. Сам видишь, в моей ты теперь воле, так что хватит, давай мириться.
Дмитрий вновь вскочил на ноги.
— Нет, постой, — сказал он, задыхаясь, — это значит, что я к тебе в холопья попал? Я теперь всегда буду перед тобой в страхе ходить? Так нет же, Юрий Данилович, уж пусть, кроме моих ушей, этого никто не услышит!
— Ты не горячись, — сказал ласково Юрий, — ты подумай сначала!
— Чего тут думать! — крикнул Дмитрий — и Юрий покатился навзничь с головой, рассечённой чуть не по самые плечи тяжёлым топором.
Как сумасшедший выскочил Дмитрий из шатра и бросился к московским боярам.
— Вы свидетели, — сказал он, — никто из тверских не виноват — я убил Юрия, я за отца отомстил.
Все бояре окаменели: никто не ожидал такой развязки.
— Ах, батюшки светы! — возопил Макун. — Изгубил-таки Дмитрий Михайлович своего недруга! — И он бросился целовать руки Дмитрия.
— Отстань, — сказал тот, — отстань, Христа ради. Уберите, бояре, тело, и пусть кто-нибудь царю доложит, что я сделал.
Москвичи с новгородцами молча положили тело на доску и понесли к великокняжескому шатру.
X. ОРДЫНСКИЕ ЗАМЫСЛЫ
Когда Узбеку доложили об убийстве великого князя всея Руси великим князем тверским, он только плюнул с досады, — так ему надоела эта борьба москвичей с тверичами.