Послышался стук в ворота; видит, холоп побежал к ним, отворяет их.
«Кого это Бог даёт? Не боярин ли?» — думается ей.
Ворота распахнулись, и в них как молния верхом на коне влетел всадник, подскакал к крыльцу, соскочил с коня и стал его привязывать.
— Михайло! — вырвался крик у боярыни. — Михайло, родимый, голубчик! — дрожа всем телом от радости, кричала боярыня, бросаясь навстречу любому.
— Светик ты мой, радость моя, — шептала она, обвивая руками шею дружинника.
— Марфуша, Марфуша! — говорил бессвязно счастливый Солнцев.
— Приехал, родимый, заждалась я тебя, голубчик ты мой! Думала сначала, что убили тебя, панихидку по тебе служила!
Солнцев не говорил ничего, у него не находилось слов, он только глядел на свою красавицу боярыню и не мог оторвать от неё глаз.
— Теперь уж не расстанемся никогда, правда, мой желанный? — спрашивала боярыня, ласкаясь и прижимаясь к Солнцеву.
— Зачем, голубка, расставаться, теперь нужно о свадьбе думать, чем скорей повенчаемся, тем лучше, на этой бы неделе свадьбу сыграть.
— А что я тебе, Мишутка, молвлю, какое слово, — закрасневшись, проговорила боярыня.
— Какое такое, Марфуша?
— Нагнись, давай ухо!
— Ухо? Зачем? — удивился Солнцев. — Говори так, ведь здесь никого нет!
— Нет, нельзя так, нужно на ухо, — стыдливо говорила боярыня.
Солнцев с улыбкой нагнулся и подставил ей ухо. Боярыня, раскрасневшись, закрыв глаза, тихо прошептала несколько слов.
— Да неужто правда? — радостно воскликнул Солнцев.
— Правда, правда! — конфузясь, говорила Марфуша.
— Ласточка ты моя сизая, голубка ты моя, Марфушенька, вот уж подлинно-то обрадовала ты меня! — говорил весело Солнцев, обнимая боярыню и целуя её. — Это нам Бог за всё наше горе посылает!
Вдруг он остановился и начал внимательно вслушиваться.
— Что ты, касатик, что, родимый? — тревожно спросила боярыня.
— Никак, всполох бьют! — проговорил, прислушиваясь, Солнцев.
— Какой всполох, Господь с тобой!
— Так и есть всполох, вечевой колокол, — говорил дружинник, поднимаясь и выпуская из рук боярыню.
— Тебе-то что? Ну, всполох так и всполох, нешто редко его бьют; вон тут раз без тебя корова вече созвала.
— Как корова? — удивился Солнцев.
— Да так, хозяин её обижал, кормил скверно, она ушла да и давай с голоду верёвку грызть, что к вечевому колоколу привешена; народ и сбежался, — рассказывала боярыня.
— Ну и что ж? — засмеялся Солнцев.
— Заставили хозяина кормить её! — смеялась в свою очередь боярыня.
— Ну, сегодня знать не корова собирает вече; когда я ехал, народу на улицах видимо-невидимо было, — говорил Солнцев, — должно, что-нибудь да не так.
— Что-нибудь пустое, — говорила боярыня.
— Что-то, чует сердце моё, неладное! — тревожно говорил дружинник. — Узнать бы надо.
В это время звон прекратился.
— Что же это, Миша, не успели свидеться, а ты уж и уходить хочешь!
Солнцеву самому не хотелось расставаться с боярыней, и он остался.
Прошло более часа; на улице послышался страшный шум. Солнцев снова вскочил.
— Нет, Марфуша, идти надо, — решительно заявил он, — что-то неладное творится.
— Господи, да когда же это покой настанет, — взмолилась со слезами боярыня. — Маешься, маешься, час какой-нибудь выпадет, и то отнимают. Вот треклятый-то народ!
— Марфуша, голубушка, да ведь я не надолго, я узнаю только, что на вече было что за шум такой, — успокаивал её Солнцев.
Выскочив на улицу, забыв про коня, поспешно бросился дружинник к Ярославову двору.
Народ с дубинами, с топорами метался в разные стороны; лица всех были ожесточены, глаза блестели злобою, ненавистью.
— Друг, скажи, что такое, зачем вече? — обратился Солнцев к одному из бегущих.
Но тот только злобно взглянул на него и побежал дальше. В это время Солнцев натолкнулся прямо на Симского. Тот был вооружён, вместе с ним бежал также и княжич Василий Александрович!
— Боярин, слава Тебе Господи! — закричал, обрадовавшись, Солнцев. — Скажи на милость, что приключилось?
— Ступай отсюда, тут тебе не место! — с сердцем проговорил Симский.
Ахнул дружинник. Не ожидал он такой встречи, такого приветствия.
— Ты за что же осерчал-то? Скажи хоть, что приключилось?
— А то, что твой князь вместе с посадником продают нас татарам!
— Христос с тобой, что ты, в уме ли, боярин!
— С посадником расправились, разнесли окаянного на куски, теперь очередь за татарами, что у князя спрятаны, не выдаст добром, силой возьмём их, а уж живых отсюда не выпустим.
Солнцев не верил ушам своим. «Зачем же здесь княжич?» — думалось ему.
— Зачем же здесь княжич? — повторил он вслух вопрос свой.
— За правое дело стоит он, за честь новогородскую! — отвечал за княжича Симский.
— Против отца идёт! — невольно вырвалось у Солнцева.
Гневно за эти слова взглянул на него княжич.
— Ну, разговаривать нечего, собираться скорей нужно! — говорил Симский, бросаясь бежать дальше; за ним вдогонку пустился и княжич.
«Спешить надо, к князю спешить!» — мелькнуло у Солнцева.
И он пустился в свою очередь бегом к княжескому двору.
«Эх, коня забыл», — подумал он с досадой.
Приходилось бежать мимо Ярославова двора; с ужасом увидел Солнцев, как там тешился обезумевший народ над изуродованным трупом посадника.