Александр Невский. Сборник

— Православные, — заговорил наконец дрогнувшим голосом, — православные! Великий грех учинили перед Богом, проливши на этом месте кровь неповинного посадника. Неделя уж прошла, а без посадника оставаться вам нельзя. Так выберите себе нового, по душе, по сердцу, выберите не ссорясь, не заводя драки. Подумайте и скажите, кого волите иметь у себя посадником?

В толпе царила мёртвая тишина. Князь стоял на помосте и терпеливо ждал.

Наконец послышался сдержанный говор, чьё-то имя быстро начало передаваться от одного к другому, вся толпа зажужжала, как пчелиный рой.

   — Боярина Симского волим! — кричали со всех сторон.

Князь подошёл к краю помоста. Толпа стихла; видимо, выбор был всем по душе, никто не выкликал другого имени.

   — Любо мне, православные, — заговорил князь, что вы мирно и дружно выбрали боярина, и лучшего посадника вам не найти.

В это время на помост взобрался Симский; он был бледен, глаза его горели лихорадочным огнём; он снял шапку и поклонился народу.

   — Спасибо вам великое, православные, за честь и почёт! Земно вам кланяюсь за это, только избавьте меня от этого почёта, посадником вашим я быть не могу! Выберите кого другого, много найдётся получше меня!

Князь быстро схватил его за руку:

   — Боярин, зачем отказываешься, зачем?

   — Потому негоже мне быть посадником Великого вольного Новгорода! — отвечал Симский сухо. — Опорочен я, князь, в тюрьме сидел, по улицам как татя какого связанного вели.

   — Тебя волим, тебя! — между тем шумела толпа.

Князь при словах боярина вспыхнул.

   — Коли так, прости, боярин, — кротко проговорил он, — ведь и сын мой связанный шёл, ведь он и доселе в тюрьме сидит. Прошу тебя, прости, не отказывайся.

Взглянул на него Симский, и дрогнуло у него сердце, обиды как не бывало.

   — Ну, княже, твоя воля, быть по-твоему! — молвил он.

   — Тебя, тебя волим, никого другого! — между тем кричала толпа.

   — Только отпусти княжича! — говорил Симский.

   — Ну, пусть и по-твоему будет, боярин, — проговорил князь, махнув рукой шумевшей толпе.

Почти мгновенно всё смолкло.

   — Боярин соглашается быть вашим посадником!

Послышались радостные крики, нового посадника подхватили на руки и донесли до самого двора.

Вечером к посаднику собрались гости, но не успели они завязать беседу, как её прервал гонец от князя.

   — Простите, други, — обратился Симский к гостям, — князь к себе зовёт, знать, что-нибудь важное!

Гости поднялись и вместе с хозяином вышли на улицу.

Князь ходил сильно встревоженный, лицо его осунулось, побледнело.

   — Опять беда, боярин! — встретил он Симского.

   — Какая беда, князь? — спросил встревоженный боярин.

   — Татары опять здесь!

   — Татары? Зачем? За данью?

   — Кабы за данью, ничего бы; дань обещали, платить нужно, а то ещё хуже!

   — Чего же им ещё нужно?

   — Ненасытны их поганые утробы. Хотят, вишь, верную дань получить, а не такую, как мы дадим; не верят они нам, хотят прислать своих счётчиков, чтоб всех поголовно переписать.

   — Этого нельзя, князь! — горячо заговорил Симский. — Никак нельзя, такого никогда не водилось в Новгороде, такого и не будет!

   — Я и позвал тебя за этим, скажи, что же теперь делать?

   — Отказать им, сказать, что пусть Бога молят и за то, что дань-то даём!

   — А ты знаешь, боярин, что тогда будет?

   — Не знаю, княже, что будет! Может, они и согласятся, а то, что здесь будет, я знаю.

   — Сам знаю, что здесь будет!

   — Так неужто ж опять драку поднимать, а теперь все костьми лягут, а татарве не уступят. По-моему, так, князь, сделать: отослать послов назад, сказать, что дань мы с охотой уплатим, только счётчиков к себе не пустим, — говорил Симский.

   — Попытаем, может, и выйдет что, не совсем же от нас Бог отказался_{? —} молвил князь.

Он отослал татар с отказом; новгородцы так и не знали ничего об этом посольстве. Но не прошло и двух дней, как Симский сам не свой явился к князю.

   — Иль приключилось что, боярин? — встревоженно спросил князь.

   — Надо покориться поганым! — чуть не шёпотом проговорил Симский.

   — Как так?

   — Приехал сейчас купец наш, сказывает, часах в трёх пути, не боле, на Новгород двигается несметная рать татарская.

   — Чуяло моё сердце! — в отчаянии проговорил князь. — Что ж теперь поделаешь?

   — Ты не выйдешь на ратное поле?

   — Чуден ты, боярин! — говорил князь. — Сам молвил, татар несметная сила, и сам знаешь, какая у меня дружина. Оглянуться не успеешь, как перебьют её всю, что ж тогда делать? Что с Новгородом будет? Мне не жаль своей головы, а жаль Новгорода!

   — Правда, княже! Значит, покориться нужно! — говорил Симский.

   — Легко сказать! Мы с тобой покоримся, а что скажет Новгород?

   — Попытаю, не знаю, что будет!

   — Пытай, боярин, а я поддержу тебя!

   — Дружиной, князь? — словно с укором проговорил Симский.

   — Не бойся, боярин, словом!

   — Мешкать нечего, нужно собирать вече, — сказал Симский, поднимаясь.

Загудел вечевой колокол, посыпался народ на Ярославов двор. Сумрачен показался новый посадник на помосте, тяжко было ему.

   — Вольные люди Новгорода! — заговорил дрогнувшим голосом Симский.

   — Были, да съехали! — послышался насмешливый голос.

   — Ведомо вам, что обещались мы дань платить татарам.

   — Ну, и заплатим!