— Посиди пока, — сказала она девушке, — отдохни... Я только позапру все двери — и пойдём...
Не прошло и получаса, как Добромира с девушкой уже были в дороге. По пути девушка рассказала ей о том, как живёт на Красном дворе её питомица Люда.
— А Люда нашла ли отца-то? — спросила старуха.
— Да, нашла и похоронила близ могилы Аскольда.
При этом она рассказала, каким образом Люда отыскала его и как попала на Красный двор.
Солнце уже зашло, когда обе женщины вышли из лесу и перед ними замелькали постройки двора.
— Вот и Красный двор, — сказала девушка. Добромира глубоко вздохнула и ускорила шаг.
V. ПИР НА КНЯЖЬЕМ ДВОРЕ
В большой гриднице, во всю её Длину, и в примыкавших к ней комнатах были поставлены длинные столы, накрытые полотенцами, расшитыми цветными нитками, и ломившимися от обилия всевозможной посуды, напитков и яств.
Когда все расселись, в гридницу вошли несколько отроков, поклонились низко князю и королю, сидевшим во главе стола на возвышениях, и замерли. Один из отроков сделал шаг вперёд, опять молча поклонился князю и гостям и затем громко сказал:
— Милостивый княже, кушанье подано.
И пир начался. Каждый из гостей выбирал себе, что ему нравилось; под влиянием выпитого мёда и вина все оживились, и вскоре в зале стоял сильный гул.
— Да здравствует князь наш! — перекрикивая шум, крикнул кто-то из дружинников.
Варяжко, сидевший недалеко от князя, нахмурился и повёл косо глазами на дружинников; мёд уже произвёл своё действие на него.
— А какого князя вы хвалите? — резко спросил он. — Того ли, который вас одаривает, или того, которого мы должны одаривать куницами да соболями?
Казалось, что на эти слова никто не обратил внимания, потому что бояре продолжали шуметь, чокаясь и поднося чаши ко рту.
— Многие лета милостивому князю! — отозвался с другого конца стола боярин Чудин, желавший польстить князю.
Несмотря на общий шум, слова Варяжки не прошли не замеченными князем. Они кольнули в самое сердце; видно было, как он разгневался.
— Мне кажется, Варяжко, — проговорил он, — что из Белгорода ещё не принесли ни одной куницы...
Варяжко не растерялся.
— Успеешь, — резко отвечал он, — ещё доберёшься и до Белгорода... если киевлян успел побороть...
— Поборол, потому что они хотели бороться со мною, — возразил Изяслав. — Где борются, там один должен быть побеждён.
— Хорошо говоришь, князь! Жаль только, что ты побеждаешь своих, а половцев не умеешь победить.
— С Божьею помощью одолеем и половцев.
Варяжко на минуту задумался.
— Ас кем ты выступишь на половцев? — спросил он, помолчав. — Старую отцовскую дружину ты не уважаешь... Воевод всех перевешал... Разве с Чудином и Славошею пойдёшь на войну? Ты не любишь народа, а народ не любит тебя! Пока этот молодой король сидит у нас, — он кивнул в сторону Болеслава, — половцы молчат... у них тоже ведь собачее чутьё! А только гость уедет, и ты не справишься с ними... опят будет беда...
— Эй, ты, старик! — крикнул Чудин. — Какой мёд развязал твой язык?.. Не вишнёвый ли?
— Тот самый, который вам глаза затуманил, — отрезал Варяжко.
Отрок наливал в эту минуту мёд в чашу Варяжки; Чудин бросил на него злобный взгляд.
— Не пей, старик, — громко сказал он, желая обратить на себя внимание князя, — в Белгород не попадёшь...
— На Оболони застрянешь, — прибавил кто-то.
— Половцы схватят тебя...
Варяжко нетерпеливо разглаживал бороду и кусал усы.
— Половцы хитры, — отозвался он, — они знают, когда можно нападать на город... Когда в Киеве только такая дружина, как вы, то они каждый день поят своих коней в Лыбеди, а вот теперь, когда в городе дружины ляшские, пусть попробуют... Небось и носа не покажут.
Всё это очень не нравилось Изяславу, но он делал вид, что не обращает больше на Варяжку внимания, и продолжал разговаривать с королём.
Между тем Чудин старался изо всех сил понравиться князю.
— Полно болтать, старик! — обратился он к Варяжке. — Ведь прежде у нас не было ляшского короля, а мы сражались, однако, и с Всеславом и с половцами...
— Сражались, но были биты...
Наконец князь не выдержал и вступил в разговор.
— Ты знаешь, Варяжко, — сказал он, — что и отец мой наказывал дружинников, когда они не слушались его, а всё-таки народ его любил. Когда дружина провинилась, он пригласил её на двор пировать, но задал кровавый пир... а когда до него дошла весть о злодеяниях Святополка, он пожалел и сказал: «Жаль, что вчера я велел уничтожить мою дружину, теперь как раз она пригодилась бы».
Молодая дружина, льстя князю, дружно закричала:
— Ты прав, князь! Кто заслужил, того следует наказать...
Старики молчали. Слова Изяслава звучали угрожающе.
— А вас, киевляне, я позвал не на отцовский пир, — продолжил князь. — С вами я хочу жить весело, в дружбе и любви.
Он кивнул отроку, исполнявшему обязанности виночерпия, и что-то на ухо шепнул ему, чего среди общего шума не было слышно. Отрок наполнил чашу греческим вином и, поклонившись белгородскому посаднику, подал ему.
— Князь посылает вашей милости, — проговорил он.
Это было доказательством милости и прощения.