Александр Первый и Наполеон. Дуэль накануне войны

Сестра по наущению матери упрекала брата в капитуляции перед Бонапартом, взывая к легитимистским чувствам «законного» монарха, которому должно претить общение с выскочкой и самозванцем. Она внушала Александру I мысль, что встреча с «государем всея Руси» нужна «Бонапарте» в целях саморекламы, укрепления своего авторитета. Наполеону, дескать, льстит общение с коронованной особой Европы. То, что делает царь, неразумно, ибо он сам способствует тому, что Наполеон чувствует себя «более сильным и более уверенным в своей силе, чем когда-либо». Поэтому встречи с Наполеоном не только бесполезны, но и опасны – Бонапарт обманет Александра. Все, что он обещает, ложь.

Вместе с тем в этой «анафеме» Наполеону содержались и практические рекомендации: «Я бы заключила мир с тем миром (Францией. – В. С.)

только при условии практического воплощения слухов, ходящих по Петербургу, т. е. при условии, что мы сделаем большие и стоящие приобретения: Висла как граница с Пруссией и Дунай – пограничная река с Турцией, ибо без этого нам будет стыдно вспоминать, как мы братались с человеком, против которого справедливо и открыто выступили без малейшей настоящей выгоды и чести для России; мы принесли огромные жертвы, а зачем?»

Таким образом, императорская семья, с одной стороны, боялась Наполеона, а с другой – явно хотела подороже продать свое согласие быть с ним в мире. Требования присоединения к России почти всей Польши, Восточной Пруссии, а также Молдавии и Валахии было теми условиями, на которых они соглашались примириться с Францией. Сестра и мать Александра I и стоявшие за ними влиятельные круги сановного петербургского дворянства не чувствовали себя побежденными и пытались путем дипломатических переговоров с Наполеоном добиться того, чего они не сумели в 1805–1807 гг. получить в результате войны с Францией.

Но Александр I и сам не собирался капитулировать. Опасения быть откровенно обманутым Наполеоном его не страшили. Не случайно еще за неделю до Фридланда он писал сестре: «Бонапарт полагает, что я просто дурак. Смеется тот, кто смеется последний!»

* * *

23 июня Александр I ратифицировал текст франко-русского перемирия. Первый этап тильзитских переговоров (19–23 июня) закончился. Начинался второй этап (25–26 июня) – этап личных встреч Наполеона и Александра I на неманском плоту. Дипломатическая дуэль России и Франции вступила в новую фазу.

Инициатива личной встречи и на этот раз исходила от Наполеона. Уже 21 июня во время подписания перемирия Бертье по поручению Наполеона заявил; что Франция хотела бы «не только все привести к концу особенным (сепаратным. – В. С.) миром, но и сблизиться союзом, присовокупя к тому, что если бы главы обоих государств имели возможность объясниться, тогда бы в самое короткое время и мир последовал по существенным выгодам обеих держав».

О своем желании лично встретиться с Александром I Наполеон говорил Лобанову-Ростовскому 22 июня на обеде по случаю ратификации им перемирия. Вновь, теперь уже лично, он сказал представителю царя, что хотел бы видеть Александра I своим союзником. Более того, Наполеон даже пообещал царю… территориальное приращение за счет Пруссии, заявив, что западной границей России могла бы быть Висла.

Однако Александр I вопреки общераспространенному в исторической литературе мнению далеко не «вдруг», а после тщательного взвешивания всех «за» и «против» согласился на союзные переговоры. Первоначально он намеревался заключить с Францией только сепаратный мир, но не союз. 22 июня он заявил Куракину, что едет в Тауроген (городок вблизи Тильзита) для того, чтобы «лучше направить и ускорить составление окончательного мирного трактата».

Царь согласился на личную встречу с Наполеоном прежде всего для выяснения намерений последнего относительно условий будущего мира. Состав лиц, которых царь взял с собой в Тауроген, также говорил лишь о намерении заключить мир: с Александром I поехали Будберг, Толстой, Ливен, Беклешов. Позднее к ним присоединились Константин, Бенигсен, Уваров, т. е. почти одни «пруссофилы». Ни один из них не отличался самостоятельностью суждений (как, скажем, Чарторыйский или Куракин), не был более или менее крупным дипломатом.

Судя по сведениям Куракина, царь намеревался в кратчайший срок завершить мирные переговоры. Во всяком случае он велел Куракину дожидаться его скорого возвращения, обещав дать ему последние наставления о поведении в качестве посла в Вене.