Александр Солженицын. Гений первого плевка

Столь же известна по «Архипелагу» жанровая фотка «Шмон»: Александр Исаевич в том же наряде уже не сидит, а стоит с раскинутыми в стороны руками, а кто-то в армейском тулупе, в ушанке (все продумано!) шарит у него по карманам. Тоже инсценировка! Но вот сидит он в блиндаже, вооруженный ручкой, а перед ним листы бумаги, чернильница и подпись: «Старший лейте„ант Солженицын в блиндаже над рукописью „Женской повести“. Февраль 1944“ — это доподлинно! Не хватает только жены рядом…

Так что смастачить фотографию какого-то «подполковника Иванова» в молодости для Александра Исаевича не составляет ни малейшего труда.

ГАЛИНА ВИШНЕВСКАЯ И ЕЕ БАБУШКА РАЗОБЛАЧАЮТ

Теперь самое время вернуться еще раз к тому, что о своем убийстве писал в «Теленке» сам недоубитый: «Я летом 1971 года был лишен своего (?) Рождества…» Уточним: речь идет о даче в селе Рождество-на-Истре Наро-Фоминского района Московской области (ее снимок, разумеется, в книге есть). Она принадлежала вовсе не ему, а Решетовской, которая после того, как он еще в 1969 году сошелся со Н. Светловой, естественно, наконец, предложила ему очистить помещение.

И хотя тут же после вышибона с дачи жены Солженицын проворно поселился на даче Ростроповича и Вишневской, но, говорит, «впервые за много лет мне плохо писалось, я нервничал — среди лета, как мне нельзя (!), решился ехать на юг, по местам моего детства, собирать материалы, а начать — с тети, у которой не был уже лет восемь» (с. 295).

Почему нельзя было ехать среди лета на юг? Потому что лето стояло ужасно жаркое, а он, видимо, плохо переносит жару. Однако поехал.

Галина Вишневская рассказывает об этом: «Однажды летом 1971 года Александр Исаевич объявил нам, что едет с приятелем под Ростов и на Дон собирать материалы для своей книги. Ехать они решили на его стареньком „Москвиче“, и мы пришли в ужас от этой затеи.

— Да как же вы поедете на нем? Он ведь развалится по дороге. Одно название, что машина, а путь-то дальний…»

Действительно, от Москвы до Ростова более 1200 километров…

«Невзирая ни на какие доводы, Саня уехал, обещая вернуться через две недели» (Г. Вишневская. Галина. М., 1996, с. 356-367).

Но, как мы знаем, в Новочеркасске Солженицын стал жертвой операции «Укол в задницу», получил смертельную инъекцию ужасного яда рицинина. Руководитель операции — помните? — уверенно сказал: «Все, крышка. Теперь он долго не протянет».

Но заднице хоть бы что. Ее обладатель не только дивным образом не почувствовал укола, но и лихо продолжал тянуть дальше, к любимой тетушке в Тихорецк. А это от Новочеркасска, поди, километров 250. Но, говорит, «меня в дороге опалило». Еще бы! Тем летом и в Москве дышать было нечем, а тут — в первых числах августа плохо переносящий жару человек, которому идет шестой десяток, едет полторы тысячи километров в маленьком, как консервная банка, раскаленном южным солнцем «Москвиче». Вот и опалило. И, «не доехав едва-едва» до тетушки, племянник повернул обратно.

Вишневская: «Дня через три (если точно, 11 или 12 августа. — В.Б.) рано утром появляется Саня. Вернулся! Но что это? Он не идет, а еле бредет…

— Боже мой, Саня! Что случилось?..

Ноги и все тело его покрылось огромными пузырями, как после страшного ожога… Может, подсыпали в еду что-нибудь?..» (там же).

Ростропович тотчас вызвал врача, и, конечно же, не какого-нибудь участкового из районной поликлиники, а «известного».

«Спрашиваем доктора, что же с ним такое? Тот отвечает, что похоже на сильную аллергию. Я даже не представляла, — продолжает знаменитая певица, — что бывает такая аллергия». Но тут же вспомнила детство: «У моей покойной бабушки были такие пузыри, когда она обгорела у печки» (там же, с. 375).

Итак, аллергия, бабушкина болезнь, а не злодейство КГБ. Что же дальше? «Лето в тот год стояло жаркое, душное, — вспоминает Галина Павловна. — Поставили мы для Сани раскладушку в тень, под кусты, там он и лежал несколько дней». Ну, надо полагать, дня три-четыре-пять. Солженицына это не устраивает: не три дня, а «три месяца пролежал я пластом в загадочных волдырях… в бинтах, беспомощный…». Почему же «в загадочных», если твердо уверен, что это дело рук КГБ? И выходит, что лежал он и разгадывал загадку до десятых чисел ноября. И все на раскладушке? И все под кустиками? Однако там же, под кустиками, при всей беспомощности, уже 13 августа, т.е. сразу по прибытии, накатал письмо председателю КГБ Ю.В. Андропову и председателю Совета Министров А.Н. Косыгину. И в письмах этих — ни слова о злодейском покушении и загадочных волдырях, а о том, что «садовый домик», опять названный «моим», в его отсутствие (как некогда Ясная Поляна в отсутствие Льва Толстого) подвергся обыску. Да еще из-под тех же кустиков вел переписку со Шведской академией и Нобелевским комитетом… Вот так «крышка»…

СОЛЖЕНИЦЫН И МИЧУРИН