Александр Солженицын. Портрет без ретуши

Но соломинские слова не однозначны, они вызывают один вопрос за другим. Почему он не может написать, куда занесла Солженицына беспокойная военная судьба? Жив и здоров, но где и в каких условиях? Решетовская сейчас вспоминает, что ей тогда пришло в голову: не послали ли Солженицына на выполнение какого-нибудь специального задания? Но особое задание – будь то разведка в глубоком тылу или в другом месте – это не прогулка, а такое дело, когда рискуют жизнью. Между тем соломинские слова «жив и здоров» и «с ним не случится ничего плохого» прямо противоречат такому предположению.

Арест

Итак, последнее письмо она получила в начале марта. Но ее мужа к тому времени уже месяц не было на передовой. 9 февраля 1945 года капитан Солженицын был арестован офицерами советской контрразведки.

Александр Исаевич сам рассказывает об этом так:

«У меня был, наверно, самый легкий вид ареста, какой только можно себе представить. Он не вырвал меня из объятий близких, не оторвал от дорогой нам домашней жизни… Командир бригады вызвал меня на КП, спросил зачем-то мой пистолет, который я отдал ему, не подозревая никакого лукавства, – и вдруг из напряженной, неподвижной в углу офицерской свиты выскочили два контрразведчика, в несколько прыжков пересекли комнату и, четырьмя руками одновременно хватаясь за звездочку на шапке, за погоны, за ремень, за полевую сумку, драматически закричали:

– Вы – арестованы!!

И, обожженный и проколотый от головы к пяткам, я не нашелся ничего умнее, как:

– Я? За что?!»

Далее Солженицын описывает, как офицеры контрразведки конфисковали политические документы, которые при нем были (о них пойдет речь ниже), никакую позицию занял по отношению к нему командир бригады полковник Травкин.

«Десять дней назад из мешка, – продолжает Солженицын, – где оставался его огневой дивизион, двенадцать тяжелых орудий, я вывел почти что целой свою батарею разведки, и вот теперь он должен был отречься от меня перед клочком бумаги с печатью?»

Но полковник Травкин не отрекся (по крайней мере по солженицынской версии). Впервые за все время их совместной службы он протянул своему командиру батареи руку и якобы сказал: «Желаю вам счастья, капитан!»

«Я не только не был уже капитаном, но я был разоблаченный враг народа (ибо у нас всякий арестованный уже с момента ареста полностью разоблачен). Так он желал счастья врагу?..»

В своем романе «Архипелаг ГУЛаг» Солженицын изобразил этот момент таким образом, чтобы самому предстать перед читателем в самом выгодном и эффектном свете и, разумеется, не постеснялся противопоставить всем себя, как высокого интеллектуала и героя-фронтовика.

Описываемая им сцена, несомненно, призвана произвести впечатление.

Но… Как гласит чешская народная поговорка: «Расскажи-ка это лучше голубям!» А это значит, что только абсолютно наивный и совершенно несведущий человек может поверить твоим басням.

Как мог офицер-фронтовик (не рекрут!), наделенный почти гениальной памятью, забыть, как и под каким предлогом единственный раз в жизни командир потребовал у него личное оружие? И даже если допустить временную потерю памяти, вызванную последовавшими трудными испытаниями, разве Солженицын смог бы позабыть это обстоятельство?

Может быть, это пустяки? И да и нет. Их даже можно было бы обойти и сказать, что они понадобились ему как средство литературной стилизации. Только здесь мы имеем дело не с литературной стилизацией, а с моделированием образцовой ситуации, которая призвана представить нам Солженицына так, как он сам этого хочет.

Исказив одну подробность, Солженицын исказит и другие. Например, он повествует о том, как из котла, где полковник Травкин оставил дивизион с двенадцатью тяжелыми орудиями, он сам вывел свою батарею разведки без потерь.

«Батарея разведки»? Это название, которое должно произвести впечатление на сугубо штатского человека и вызвать уважение у военного. Но Солженицын не уточняет ее характер – для людей компетентных это было бы совсем другое дело. Вдобавок нам известно, что батарею звуковой разведки вывел из окружения не капитан Солженицын, а расторопный сержант Соломин. Одно утверждение может противоречить другому, ибо оба могут быть в одинаковой степени тенденциозными. Однако беспредельное самолюбие безудержно толкает Солженицына на то, чтобы унизить полковника Травкина и возвысить себя, и помогает уличить проповедника Правды во лжи.

Травкин был командиром бригады. В его подчинении имелось несколько дивизионов и отдельных батарей. Он был старшим начальником и за упомянутый дивизион из двенадцати тяжелых орудий отвечал только перед вышестоящими инстанциями. Почему не было названо его имя? Почему ничего не сказано о его судьбе? Да и год сорок пятый уже не сорок первый, когда командирам прощалась техника, оставленная в немецких котлах. В 1945 году Красная Армия сама готовит множество котлов для гитлеровцев. Временный кризис на каком-то участке является лишь местной неприятностью. В 1945 году советское командование сосредоточивает в среднем по 300 стволов на один километр фронта! И все-таки беречь технику необходимо…