Александр Солженицын. Портрет без ретуши

Когда я узнал, что весной 1945 года Солженицын попал с заключение, я наивно подумал, что всему виной то злополучное письмо».

Однако профессор Симонян, насколько я сумел себе уяснить, совершенно не страдает наивностью. Наоборот, он слишком благоразумен, и эту свою черту он распространяет на других, в данном случае на Солженицына.

Критиковать Ставку и Верховного главнокомандующего во время войны!.. И в самом деле, только безумец мог бы подвергнуть себя подобному риску.

Отвечает ли это характеру Солженицына? Несомненно. Но всегда, когда кажется, что его действия находятся в вопиющем противоречии со здравым смыслом, за изображаемым безумием стоит абсолютно трезвый расчет.

«Это смесь транса с хладнокровием» – так доктор Симонян охарактеризует подобные действия Солженицына через много лет.

Солженицын действительно поступает как человек, потерявшей рассудок. Совместно с Виткевичем он пишет «Резолюцию № 1», осуждающую (он и сейчас этого не отрицает) советский государственный строй. В ней они критикуют не только военное искусство Сталина, но и его деятельность в коммунистическом движении, а также всю политику в области экономики и культуры.

Николай Виткевич по этому поводу сказал мне: «„Резолюция № 1“ выражала наши тогдашние взгляды. Но я о ней молчал и предполагал, что и Саня будет молчать. Я никому о ней не писал – ни родным, ни друзьям».

«Резолюция № 1»… Почему № 1? Значит, вслед за ней должны были последовать и другие? Или это снова всего лишь игра? С Виткевичем все ясно – он заболел «лейтенантской краснухой» и как опытный, хороший солдат понял, к чему такая болезнь могла привести.

А Солженицын? Он поступает как раз наоборот. Он пишет письма близким друзьям. В письме к Наталии Решетовской он выражает свои опасения за судьбу СССР, пишет о порядках, которые ему не нравятся. Более того, он направляет свои критические замечания людям, которых совсем не знает. Какому-то Власову, случайному встречному, он посылает письмо, полное антикоммунистических выпадов.

Разве Солженицыну, как и любому солдату любой воюющей армии мира, неизвестно, что каждая написанная им строчка будет прочитана военными цензорами? Разве он не подозревает, что ставит под угрозу себя и других?

Это ему хорошо было известно. Более того, он знал, что за подобную антисоветскую пропаганду любого ждут трибунал и расстрел, если только… не найти какого-нибудь выхода. Другими словами, если бы этим не занимался хитрый и весьма расчетливый Александр Солженицын.

Многообразность и разноплановость его деятельности просто поразительны. Составляя с Виткевичем «Резолюцию № 1», он одновременно пишет и рассылает знакомым и незнакомым людям антисоветские послания, а также трудится над рассказами, которые даст на отзыв Борису Лавреневу. Разумеется, рассказы не могут носить антисоветского характера, более того, должны быть вполне лояльны…

И все-таки я не могу найти ясного ответа на мои вопросы: чем же в таком случае была мотивирована его рискованная, небезопасная переписка? Откуда взялась подобная мания героического величия у человека, которого даже вежливый профессор Симонян называет малодушным и самым трусливым из всех известных ему людей? Неужели Солженицыну неизвестно, что военная цензура и органы контрразведки СМЕРШ непременно выйдут на его след? Конечно же, известно. И в этой глупейшей истории на первый взгляд не обнаружишь и намека на здравый смысл. А смысл все-таки есть! Солженицын хочет, чтобы на его след вышли. Сейчас. Сразу. Как можно скорее.

Солженицыну, по свидетельству профессора Симоняна, лучше, чем кому-либо из его друзей, известна история русской революции. Он знает, что заговор брата Ленина – Александра Ульянова – был раскрыт только потому, что одно из неосторожных писем попало в руки царской охранки. На знании этого факта, на существовании военной цензуры и нескольких высказываниях Николая Виткевича он и строит свой почти «гениальный» план.

Размышляя над первым письмом, полученным от Солженицына, профессор Симонян только много лет спустя вдруг осознает, почему трус так героически бравировал. Он понял, что вся суть заключается в самом понятии «трус». А трусость и бравада не исключают друг друга.

Вот что мне сказал профессор Симонян во время одной из наших бесед:

«Когда Солженицын впервые понял, что может умереть, он начал испытывать панический страх. Даже на войне чувство значимости собственной личности, которое он культивировал в себе с детства, не позволило ему предоставить свою судьбу воле случая. Он ясно видел, как, впрочем, и каждый из нас, что в условиях, когда победа уже предрешена, предстоит еще через многое пройти и не исключена возможность гибели у самой цели. Единственной возможностью спасения было попасть в тыл. Но как? Стать самострелом? Расстреляют как дезертира. Стать моральным самострелом было в этом случае для Солженицына наилучшим выходом из положения. А отсюда и этот поток писем, глупая политическая болтовня».

Не выглядит ли все это у Кирилла Семеновича Симоняна несколько упрощенно?