Читаем Александр у края света полностью

На седьмой день мегагитниона десятого года от основания города, как бы этот город не назывался на этой неделе, я оказался в составе весьма разнородной группы горожан, идущих на свои поля. Впрочем, для нашего города это была совершенно типичная смесь. Тут были два македонца, Птолемократ и Аминта, чьи участки примыкали к моему; коринфянин по имели Периклид с другой стороны долины, с которым мы были шапочно знакомы; милетец Фрасилл, довольно хорошо игравший на флейте, а также пять иллирийцев, чьих имен я не знал даже по прошествии десяти лет. Один из них прекрасно владел греческим и сообщил мне, что его зовут Илл; как и его товарищи, он шел на работу с колчаном на поясе и луком в чехле через левое плечо. В ответ на мое недоуменное замечание, он объяснил, что это главным образом привычка, вполне понятная для наемника с сорокалетним опытом, впервые отправившегося на войну в четырнадцать лет. Двое иллирийцев, а также Аминта и Периклид были с сыновьями, что добавляло к нашей группе еще пятерых членов в возрасте от шести до девяти. Все мы несли мотыги, а у Птолемократа и иллирийца по имени Басс или что-то вроде того были с собой лопаты. Было рано, с рассвета прошел всего час, и день обещал быть знойным и солнечным. У большинства были широкополые шляпы, за исключением Аминты и двух его мальчиков, которые красовались в войлочных шапках местного фасона.

Мы почти дошли до места, где Фрасиллу и Бассу-иллирийцу надо было сворачивать с общей дороги, когда один из мальчиков вдруг остановился и уставился на горизонт, словно увидев там нечто совершенно удивительное.

Вышло так, что его отец, иллириец, чуть раньше расхвастался поразительной зоркостью своего сына, и Птолемократ, скептически воспринявший это заявление, решил поставить эксперимент и попросил мальчика описать, что он видит.

— Всадников, — ответил тот.

Птолемократ нахмурился.

— Где? — спросил он. — Я ничего не вижу.

— Вон там, — кивком показал мальчик. — Вон, смотри, солнце на чем-то сверкает.

— Он прав, — вмешался я. — Я только что видел какую-то вспышку.

Птолемократ был впечатлен.

— Будь я проклят, — сказал он. — Я верю, что он прав. Мне и самому показалось, что я что-то вижу, но всадников я не разглядел.

К этому моменту мы уже все остановились и принялись всматриваться.

— Я вижу пару точек, — сказал Илл. — И сдается мне, что они движутся слишком быстро для пеших, а поскольку на них какой-то металл, это не могут быть быки или олени. Так что парень прав. Но он он не мог разглядеть ничего, кроме пары бликов, так что остальное он домыслил. — Нет, мог, — ответил мальчик. — Они все в желтом, так что я думаю, это скифы.

(Местные действительно предпочитали желтое, почему — понятия не имею. Дело, вероятно в какой-то траве или цветах, растущих тут повсюду и дающих превосходную краску для шерсти).

— Ты уверен? — спросил я.

— Конечно, уверен, — ответил он.

— Хорошо, — сказал я. — И сколько же их, по твоему мнению?

Парень кивнул и забормотал, считая себе под нос.

— Четырнадцать, — сказал он.

Это меня насторожило.

— Ты уверен? — повторил я, понимая, что произвожу полное впечатление помеси идиота с деревом. Мальчик не стал тратить на меня слов и просто кивнул.

— Охотятся, я думаю, — заметил кто-то.

Илл покачал головой.

— Не в это время года, — ответил он. — Не на что сейчас охотиться. Может быть, ищут отбившийся скот, но почему их так много?

Исключив из мысленного списка, который был у всех на уме, два или три пункта с конца, мы остались лицом к лицу с вариантом номер один, который не слишком нам понравился.

— Военный отряд, — сказал наконец Аминта. — Может, угоняют скот у своих друзей из верхней части долины?

— Я так не думаю, — сказал мальчик. — На самом деле они скачут сюда.

— Ты уверен?

— Да конечно же уверен, — обиженно воскликнул он. — Почему вы меня все время спрашиваете?

— Уймись, — приказал его отец. — Попробуй определить поточнее, куда они направляются.

Мальчик вскарабкался на приземистый ясень.

— Прямо сюда, вроде, — сообщил он сверху.

— Ты уверен? Ну, то есть, они не к городу скачут?

— Нет, — ответил мальчик. — Не думаю.

Ох, подумал я. Я рассчитывал, что это может быть посольство с эскортом, но направление их движения опровергало эту теорию. Мы расходовали успокаивающие объяснения, как голодающая семья, подъедающая посевное зерно.

— Наверное, ты не можешь рассмотреть, вооружены ли они, — сказал я.

— Не с такого расстояния, — ответил мальчик. — У большинства из них какие-то штуки, которые блестят на солнце, но чтобы точно сказать, что это, они должны подъехать поближе.

Некоторое время мы стояли в молчании и ждали, когда он сможет сообщить нам дополнительные подробности. Было совершенно очевидно, о чем мы все думаем.

— Может, нам не стоит вот так вот торчать здесь, на открытом месте, — нервно сказал Периклид-коринфянин. — Ну, — добавил он, — если это военный отряд и он направляется сюда…

Он озвучил то, о чем мы все думали; проблема заключалась в том, что мы стояли посреди открытой, плоской равнины, просматриваемой до горизонта. Спрятаться было негде.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза