Я попытался ползти, но нога так болела, что я преодолел всего несколько шагов, прежде чем сдаться; до дома было слишком далеко, чтобы добираться ползком. Самое смешное, что я и был дома, я был в наших полях, на клочке земли, принадлежащей иллирийцу по имени Бардил (так же звали одного из их национальных героев, который погиб в возрасте девяноста лет, сражаясь с Филиппом — подумать только, размышлял я, лежа там, дожил до девяноста лет и не смог избежать этого дерьма; думал, небось, что наступит время покоя, да так и не дождался); и в любой момент этот Бардил мог показаться на пригорке — если не предполагать, что вся равнина кишит скифскими разбойничьими бандами — ища безветренное местечко, чтобы съесть свой обед. Он вылупится на меня и спросит на своем чудовищном греческом, какого хрена со мной случилось; и что я ему скажу?
Вышло, однако, так, что на меня наткнулся наш военный отряд. Как выяснилось, кто-то еще увидел, что происходит, и побежал в город, чтобы поднять тревогу.
Этот человек явился к моему дому, но меня, разумеется, не обнаружил; Феано послала его к Марсамлепту, которого тоже не оказалось на месте, так что он вернулся к себе, взял лошадь (разумный оказался парень; звали его Лийт, он был иллириец) и поскакал на участок Марсамлепта, который располагался совсем недалеко от города. Марсамлепт сразу понял, что надо делать; он давно, незаметно и с надеждой готовился к такому повороту событий, и потому сумел мобилизовать отряд быстрого реагирования — думаю, я правильно употребляю этот жаргон — где-то в течение часа. Они поскакали к месту схватки, но нашли только мертвые тела. Меня они обнаружили по чистой случайности, двигаясь по следу, который, как они считали, оставили отступавшие скифы (на самом деле его оставили козы). Двое из них отвезли меня домой на запасной лошади, а Марсамлепт продолжил поиски. Вернулся поздно вечером с невероятно несчастным видом; от скифов не был ни слуху, ни духу, обнаружились только тела горожан, на которых скифы напали перед нами, и влюбленной парочки, уединившейся в зарослях на границе нашей территории — скифы пронзили их копьями и бросили умирать. Он нашел два скифских трупа под нашим деревом, оба убиты стрелами — никаких следов юноши со стрелой в бедре, а также мертвой или раненой лошади.
Никому не пришло в голову, что я был там, с той группой; все решили, что я шел сам по себе, подвергся нападению скифов и как-то ухитрился от них улизнуть. Большинство иллирийцев рассматривали мое чудесное спасение как доказательство могущества священной змеи; я слышал потом историю о том, как я лежал с вывихнутой ногой, окруженный скифскими копейщиками, алчущими моей крови, и как чудовищная змея выползла из-под земли и свернулась вокруг меня, защищая меня от копий своей неуязвимой чешуей и отгоняя нападавших ядовитым дыханием (или, в некоторых версиях этой истории, огнем) вырывавшимся у нее из ноздрей. Так или иначе, мое положение среди иллирийцев существенно упрочилось, а Марсамлепт, человек суеверный, приобрел манеру смотреть в сторону, разговаривая с мной, и выказывать великое уважение, невзирая на неоднократные просьбы завязывать с этим. Не стоит и говорить, что я никогда не пытался опровергнуть эту историю, даже в части змеи, и это первый раз, друг мой Фризевт, когда я сообщаю всю правду о том дне как она есть. В сущности, какой смысл тебе лгать? Откуда тебе знать, может я вообще все выдумал, чтобы сделать свой рассказ позанимательнее.
Так вот. Ты, наверное, думаешь, что я имел в виду это неспровоцированное нападение со стороны скифов, называя седьмое число месяца метагитнион десятого года от основания города днем, изменившим мир. Никоим образом. Действительно важное и памятное событие этого дня произошло в Греции, в местечке под названием Херонея, между Фивами и Дельфами. Здесь царь Филипп при деятельной поддержке царевича Александра и других юных македонских аристократов вступил в битву с противостоящими ему греками и наголову их разгромил, сделавшись, таким образом, полноправным владыкой всей Греции. В этот день тысяча афинян погибла, а еще две тысячи были взяты в плен; среди погибших оказались мои братья Эвдор и Эвтифрон. Мой брат Эвдем лишился глаза, но выжил и сумел бежать; Эвмен и Эвген оба попали в плен, но позже отпущены на свободу без оружия вместе с остальными афинянами.
Согласно достойным доверия рассказам о битве, именно Александр возглавил атаку, сокрушившую Священный отряд из Фив, лучших воинов во всей Греции.