Гордий лежал на пути царя, который шел из Эфеса и Сард через Анкиру (теперь Анкара) и верховья Еврафата до Суз, резиденции персидских царей. На протяжении 2.300 километров путешественник мог через каждые 25 километров поменять лошадей в караван-сарае. Путь пролегал только по заселенной местности. Ни в одной стране тех времен поход не мог быть столь приятным и безопасным. Старая фригийская столица славилась не только своим прошлым. Здесь когда-то правил царь Мидас, у которого становилось золотом все, к чему он прикасался. Кроме того, фригийцы были убеждены, что Гордий, расположенный на границе восточных и западных стран, является центром земли.
Однако настроение армии в этом долгом марше по заброшенным дорогам и затопленным долинам, под непрерывными ливневыми дождями не улучшалось. В городе Александра ожидали плохие известия. Хотя Парменион со своим войском явился в точно оговоренное время, солдаты, отпущенные домой под честное слово, заставили себя ждать. Когда же наконец весной они появились у разрушенных ворот, с ними оказалось лишь 3.000 пеших воинов и 300 всадников-новобранцев — значительно меньше, чем ожидал Александр. Прибывающие с Эгейского моря гонцы тоже не могли его развеселить: Мемнон занял Хиос, большую часть Лесбоса, открыл путь через острова к материковой Греции, намеревался своим флотом блокировать Геллеспонт и тем самым отрезать жизненно важное сообщение с Македонией.
Александр решил покинуть негостеприимный город и искать решающего сражения с Дарием. Перед выступлением к нему прибыл Аристандр, прорицатель, и рассказал о стоявшей в старой крепости царской колеснице, имеющей необыкновенные свойства. Кто сумеет развязать узел из тонкого вишневого лыка, связывающий ярмо с дышлом, тот станет властителем Фригии. Македонянин слишком уверовал в магию, чтобы хоть на мгновение заколебаться, решая, отважиться ли ему на этот шаг.
Долго стоял он перед колесницей, которая так мало походила на царскую и была, скорее, сравнима с крестьянской телегой. А теперь обратимся к монографии Квинта Курция Руфа: «Вокруг царя собралась толпа из фригийцев и македонян; одни пребывали в напряженном ожидании, другие — в тревоге, виня царя за дерзкую самонадеянность, ведь узел был завязан так, что нельзя было ни понять, ни почувствовать, где начинается и где заканчивается сплетение. Как только царь взялся за узел, его переполнило волнение: напрасные старания могли истолковать как дурной знак. Он не стал мучиться со злосчастным узлом и, воскликнув: «Все зависит от того, как покончить с ним!», разрубил узел мечом, тем самым уничтожая предсказание оракула или, если хотите, оправдывая его».
Этот факт заставляет некоторых исследователей жизни Александра усомниться в истории с мечом. Царь посмеялся над предсказанием, что противоречит его характеру, ибо его уважение к богам и всему, что носило печать божественного, было слишком велико, чтобы так обмануть их. Стоики, разобравшие его поведение «по косточкам», считали, что версия о мече очерняет его и представляет безбожником. Очевидно, Александр нашел заклепку, которая удерживала узел, и вытащил ее, решив эту проблему. Нам представляется, что в то мгновение страх Александра, что он не справится с узлом, был сильнее, чем страх перед богами. Удар меча, таким образом, остается для нас примером отчаянной решимости. Как и в случае с яйцом Колумба: свидетельством гениальности является не результат, а новизна решения.
Каллисфен исправил только «господство над всей Фригией» (а кому какое дело до названия?) на «господство над всей Азией» и позаботился о том, чтобы весть о случившемся распространилась повсюду. Насколько быстро становятся известны всем новости, передающиеся из уст в уста, от селения к селению, от города к городу, остается только удивляться. Вольфганг Рипл пишет в своих исследованиях об античных средствах сообщения, что беспорядочная передача устной информации намного превосходила в скорости все другие виды доставки, даже эстафеты всадников с заменой лошадей. Каллисфен, который в качестве «шефа информационной связи и главы пресс-службы» сегодня, наверное, пользовался бы спросом, мог рассчитывать на то, что в радиусе ста миль каждый знал, какое назначение предначертали боги Александру. Во всяком случае, уныние сразу же сменилось приподнятым настроением.
Оно держалось, пока они не приблизились к так называемым Киликийским воротам, узкому месту в горной цепи Тавра, такому узкому, что здесь Александр сам мог оказаться запертым более слабым противником. Тот, кто сегодня, двигаясь от Анкары, проезжает мимо Пилаи Киликии, может увидеть на другой стороне ущелья глубиной более ста метров остатки этой тропы, прорубленной в голых скалах; загороженная деревянными балками, она была не более двух метров шириной. Больше четырех человек рядом по ней пройти не могли.