— Да, Саш. Хорошая песня, весёлая, это не смотря, что Маруся постоянно плачет! — Сказал Иван.
— Ванечка, так всё верно. Сначала с любимым прощает. Он на войну уходит. Вот и плачет дева в печали. А потом он возвращается к ней, живой и здоровый. И в этот раз она уже от радости плачет. Это слёзы счастья.
К нам из головы обоза подъехал Фёдор Мстиславович с Тучковым-Морозовым Михаилом Васильевичем.
— Это кто такую песню пел? — Спросил Вяземский-старший. — Александра, дочка, ты что ли?
— Я, батюшка!
— А ещё раз спой, а то мы с Михаилом Васильевичем прослушали.
— Хорошо. — Посмотрела на Ивана, потом на Василия. — Вы слышали слова песни? Давайте, будете подпевать.
Ленка вновь заиграла. Я запела. Мне стали подпевать не только Иван с Василием, но и Евдокия, и даже дядька Евсей. А потом и конные ратники, что ехали рядом. Последний раз куплет пели уже все, кто ехал, кто нас окружал. Даже Фёдор Мстиславович и Тучков-Морозов подпевали.
Заночевали в какой-то деревеньке. Я не хотела спать в довольно тесной, с земляным полом избушке. Улеглись с Иваном на попонах возле костра, который развели ратники и возницы, кто тоже спал на улице. Рядом устроились Елена с Васей. Она тоже отказалась спать в крестьянской избушке. Тем более, там даже печи топились по-чёрному, чему я была удивлена. Дым выходил в отверстие в крыше. Иван опёрся спиной на колесо одной из повозок. Я устроилась между его ног, своей спиной опёрлась на его грудь. Он обнял меня, сложив руки на моей груди. Я чувствовала, как он целовал меня в макушку. Конечно, мы ничего позволить себе здесь не могли. В конце концов, мы даже не раздевались, так в бронях и спали. А перед сном я, как и обещала младшим Вяземским, рассказала сказку. Послушать меня собрался чуть ли не весь обоз. Рассказала я им про царевну-лягушку.
— В некотором царстве, в тридесятом государстве жил-был царь. И было у царя три сына. Всем хороши они были, статные, пригожие, красивые. Удалые добры-молодцы. Да вот только жениться не хотели. Смотрел на них царь-батюшка, да осерчал в один из дней. Призвал он их к себе. Дал каждому по луку и по стреле. Говорит: «Не хотите по хорошему жениться, будет по плохому». Выйдете со двора царского пошлите каждый стрелу туда, куда хочет. А потом идите и ищите эту стрелу. Вот какая дева её будет держать в руках, на той и женитесь. И мне всё равно, кто она будет. Кривая, косая, хромая. Всё равно женитесь!
Слушая меня, народ смеялся.
— Да, крут батюшка-царь. — Усмехнулся Евсей. — А как точно кривая, да косая? А если ещё и старуха горбатая? Уююю. — Народ смеялся над тремя незадачливыми царевичами. Вот так наказал батюшка их. Но не только мужчинам было интересно узнать, кого же им бог послал в жёны, женщинам и девушкам, ехавшим в обозе, хотелось это узнать не меньше. То, что старший царевич нашёл свою стрелу в боярском тереме, у боярской дочери, все восприняли благосклонно.
— Повезло, старшему. Молодая, да красивая боярышня досталась.
Так же отреагировали и на купеческую дочь.
— В таком случае и купеческая пойдёт. Главное приданное за ней богатое, да лицом красна. — Сказала Фёдор Мстиславович. Тучков-Морозов с ним согласился. А вот когда Иван нашёл свою стрелу в болоте у лягушки, народ сначала молчал.
— Да как же это? — Удивлённо проговорил Василий. — С лягухой то жить, прости господи. Вот не повезло Ивану-царевичу.
Все посмотрели на моего мужа. Давай смеяться. Иван тоже. Покачал головой, только покрепче меня обнял и прижал к себе.
— А я не жалуюсь, на свою лягушонку. Всем хороша. Получше боярышень, да купчих разных! — Я погладила его по руке. До того момента, как царевна в человеческом облике пришла на пир, все, кто слушал меня, жалели Ивана-царевича.
— А красавица какая, — говорила я, — в царских одеждах. Тонкий стан. Ликом белая, соболиные брови, большие глаза, алые губы. Месяц под косой у неё блестит, а во лбу звезда горит. — Иван засмеялся.
— Вот вам и Иван-царевич! Вот вам и лягуха! Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит! Прямо как у моей царевны!
— А чего это у твоей только? — Василий обиделся.
— И у твоей тоже. — Решил успокоить брата мой муж.
— Тихо вы! Тоже мне, жОнихи! — Фёдор Мстиславович грозно, но как-то хитро посмотрел на своих старших сыновей. Погрозил им пальцем.
Ну а дальше, Ивана-царевича корили, за то, что лягушачью кожу сжёг.
— Обождать не мог, добрый молодец! — Сокрушённо проговорила Евпраксия Гордеевна. — Не в терпёж было что ли?!
— Так матушка, Евпраксиньюшка. Конечно, невтерпёж, когда красу такую увидел. Вот и потерял разум. — Усмехнулся Фёдор Мстиславович. Мужчины засмеялись. — А тут не просто какая-то, а жена как бы. Имеет полное законное право.