Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница

Все это красиво, потому что естественно и логично! То, что называется «молниеносная любовь», более понятно в селах, чем в городах, так как поселяне еще не знакомы с громоотводом. После некоторого капризного сопротивления дочери старик, конечно, соглашается. Далее следует описание пышной свадьбы с подробным перечислением всех старых и столь оригинальных румынских народных обычаев. Герой обретает счастье.

— Уф! Наконец-то я избавился от грязи высшего света!

Говоря это, он пытается при всех обнять новобрачную.

— Не лезь… а то смажу… — говорит застенчивая Някша, отстраняя пылкого жениха ударом кулака в бок.

Гости смеются, а мудрый старик дед Оанча Туряткэ понимающе улыбается и шепчет:

— Вишь, как его разбирает!

Этим на сотой странице заканчивается прекрасная повесть… слишком быстро!.. Жаль!

Конечно, я не из тех, кто доволен сам собой… Я достаточно хорошо понимаю, какими скромными способностями меня наделила муза, предначертав мне высокоответственную карьеру, возложив на меня великую миссию румынского публициста.

Но, несмотря на это, я никогда не чувствовал в левой стороне груди сосущего червячка зависти (как бывает у других). Слава богу! В моем сердце таится много недостатков, но никогда не было места для подобной змеи!.. И все же я чувствую неизъяснимую печаль, когда вижу стопу листов министерского формата, чисто и мелко исписанных. Почему и мое перо не может скользить не спотыкаясь, пересекая бесконечные белые поля? Почему я не могу не переводя дыхания, разом одолеть несколько дестей бумаги? Почему, о жестокая муза, рука моя не может излить бурные потоки и водопады прозы?

Пока я предавался печальным размышлениям, вошел мокрый, как щенок, симпатичный молодой человек — наш литературный сотрудник, пишущий под псевдонимом «Пиколино», — мальчик, прекрасно воспитанный в доме родителей на французской литературе. Он только через год закончит гимназию, еще не достиг совершеннолетия, но необыкновенно талантлив. С какой легкостью и быстротой подбирает он рифмы!

Когда он в первый раз, смущаясь, принес мне несколько стихов, настоящих жемчужин, я спросил его: «Enseigne-moi, jeune homme, où trouves-tu la rime?» [147]

Он не задумываясь ответил мне скромно, но изумительно верно: «La rime, cher patron, et mon souci minime!» [148]

— Пиколино, дорогой, я только что о вас думал. Специальный рождественский номер с одной прозой — это кулич без изюма. Прошу вас, не можете ли вы настрочить поскорее два-три стишка?

— Сейчас будет сделано, господин директор, они почти готовы.

И щупленький поэт, повесив шляпу и плащ, подул на свои тоненькие пальчики и, примостившись на углу стола, спиной к печке, начал работать. Я слышал только, как перо царапало бумагу, словно мышь, грызущая что-то в подполье.

Меньше чем через полчаса поэт преподнес мне три горсти изюма во вкусе модернизма.

— Браво, молодой фаворит грациозной музы поэзии! Ваши стихи прекрасны. Надеюсь, что наш кулич выйдет хоть куда [149].

Прошло две недели, приближалось рождество. Каждый день я спрашивал Каракуди:

— Что с хроникой?

— Почти готова.

— Когда вы ее принесете?

— Завтра.

И так каждый день — все завтра да завтра.

Наконец наступил вторник — канун дня святого Игната, послезавтра утром должен выйти праздничный номер. Весь остальной материал готов.

Жду Каракуди целый день — напрасно.

Посылаю ему домой записку — приносят ответ: «Не беспокойтесь».

Открываю окно, зову его — никакого ответа.

Наступает вечер. Меня преследуют недобрые мысли. Я чувствую, что мы остались без рождественской хроники. Холодный сапожник — всегда холодный сапожник.

Вдруг появляется Каракуди…

— Хроника, где хроника, уважаемый?

— Она уже в типографии.

— Правда?

— Честное слово!

Он смотрит на меня, улыбаясь и подмигивая с таким видом, что невольно вызывает мысль: «Если этот человек сам не идиот, то уж наверно меня считает за такого».

В последние дни погода несколько улучшилась. Мы уже надеялись, что на праздники будут ясные дни; вдруг на ночь ветер переменился: снова дождь, снег, заморозки, оттепель, буран, — погодка, в какую и репортера жаль выпроводить на улицу.

Я был озабочен уже с утра, когда прислуга подала мне записку от метранпажа, господина Костикэ:

«Господин Янку, я приостановил набор хроники, присланной господином Каракуди; она не годится, ее надо отложить до весны. Номер не может выйти. Что делать? Прошу приехать в типографию, и по возможности скорее».

Ничего не понимаю. Что произошло?

Беру извозчика. Боже мой, какая погода!.. Наконец приехали.

— Что случилось, господин Костикэ!

— Вот взгляните сами, господин Янку.

Хватаю гранки, начинаю читать и чувствую, как земля уходит у меня из-под ног.

«Христос воскресе!