Александрия. Роман об Александре Македонском по русской рукописи XV века

В Россию так называемая сербская Александрия проникла, скорее всего, в XV в. вместе с рядом других памятников, тогда же пришедших из южнославянских земель («Троянская притча» и др.). К концу XV в. относятся два русских списка сербской Александрии: три отрывка (поход на Трою, завоевание Афин и Рима), помещенные в сборнике Волоколамского монастыря вместе с летописью Зонары и другими сербскими памятниками,[217]

и уже упомянутый полный текст Ефросина. К этому времени сербская Александрия не только стала достаточно известной на Руси, но и пережила уже некоторую эволюцию. Если волоколамские отрывки точно совпадают с известными нам сербскими списками Александрии, то текст Ефросина отражает особую редакцию Александрии, значительно отошедшую от южнославянского оригинала. Непонятные для русского читателя южнославянские слова заменены здесь на всем протяжении текста русскими словами; изменены (как мы увидим дальше) некоторые сюжетные мотивы; вторая, приключенческая часть Александрии разбита на отдельные главки — «сказания» с заманчивыми заголовками: «Сказание о скотех дивиих и о зверех человекообразных, и о женах дивиих и о мравиях...», «О людех дивиих, бяше у всякого человека 6 рук и 6 ног, и о людех псоглавных и о рацех...», «Како Александр лвы и слоны устраши хитростию...» и т. д. Текст, читающийся у Ефросина, был не единственным видом русской редакции сербской Александрии. Можно думать даже, что некоторые текстологические группы Александрии, представленные русскими списками XVII в., лучше отражают первоначальный вид русской редакции памятника, чем список Ефросина — иначе говоря, что в XV в. существовало несколько видов русской редакции этого романа об Александре, причем Ефросиновский вид не был самым первичным.[218]

О значительном распространении сербской Александрии свидетельствуют прямые заимствования из нее в оригинальных памятниках русской беллетристики XV в. В «Повести о Дракуле», написанной в 1482—1486 гг. и помещенной в том же сборнике Ефросина, где содержится Александрия, читаем такое заявление «мутьянского воеводы» Дракулы иностранным послам, осужденным на казнь: «Не аз повинен твоей смерти — иль государь твой, иль ты сам. На мне ничто же рцы зла. Аще государь твой, ведая тебя малоумна и ненаучена, послал тя есть ко мне, к великоумну государю, то государь твой убил тя есть...».[219]

Это почти то же самое, что говорит Александр послам Дария, решив убить их: «Не зазирайте мне о том, но царю своему ругайтеся, аз бо царя его имам, а он мене разбойником нарече, той сам вам главы посекл есть». В «Повести о Басарге», дошедшей до нас в списках XVII в., но составленной, по всей видимости, тоже в конце XV—начале XVI в., повторена другая сюжетная ситуация из Александрии: на пиру у злого царя Несмеяна мудрый отрок Борзосмысл прячет чаши, из которых пьет, «в недра своя».[220]

Точно так же прятал чаши «в недра своя» и Александр, присутствовавший под видом посла на пиру у Дария, с той только разницей, что Александр потом отдал царские чаши «вратарям» Дария и они послужили для него пропуском из «града», а в «Повести о Басарге» этот мотив не получил никакого развития, чем лишний раз подчеркивается его вторичность.

Прочно вошедшая в русскую письменность в XV в. сербская Александрия, по-видимому, не отразилась в рукописной традиции Северо-Восточной Руси в следующем XVI столетии.[221] В этом отношении судьба ее не может считаться исключительной: среди русских рукописей XVI в. мы не обнаруживаем ни одного списка двух других «ефросиновских» памятников (оба они читались в том же сборнике Кир.-Бел. № 11/1088) — «Повести о Дракуле» и «Сказания об Индийском царстве». Такой же пробел наблюдается и в рукописной традиции еще нескольких беллетристических памятников, уже вошедших в русскую письменность в XV в. — «Стефанита и Ихнилата» (греко-славянский вариант индо-арабского цикла «Калила и Димна») и «Повести об Акире Премудром». «Исчезнув» в XVI в., эти беллетристические памятники вновь появляются и получают распространение в XVII В.

Для сербской Александрии XVII век оказался особенно счастливым временем. Роман об Александре Македонском становится в этот период одним из наиболее популярных произведений светской письменности. Едва ли существует какое-либо собрание русских рукописей, в котором не было бы нескольких (а иногда и многих) списков сербской Александрии XVII—XVIII вв. Часто эти списки снабжены иллюстрациями; «лицевые» Александрии XVII в. (одна из них, из собрания П. Вяземского в ленинградской Публичной библиотеке, была издана в 1880—1887 гг.) могли бы составить предмет специального изучения для искусствоведов. Среди популярных в XVII в. героев рыцарского романа (Бова, Петр Златые Ключи и др.) Александр Македонский несомненно занимает достаточно почетное место.