Алексеев. Последний стратег

   — Ваше величество... Похвально то, что ваша супруга живёт болью России. Но, как мне думается, у ней и так много гражданских забот там, в столице. А заботами армейскими пусть занимается Ставка Верховного главнокомандующего. Нашего наступления под Ригой пока не будет.

   — Вы чем-то обеспокоены?

   — Да, ваше величество. Я боюсь того, что наши планы на войну, которые становятся известны в Зимнем дворце, могут стать добычей германской агентуры.

   — Вы кого-то подозреваете в этом?

   — Наша контрразведка может пресечь утечку секретной информации из Ставки и фронтовых штабов. В столице ей такую работу проводить намного сложнее.

   — Вы имеете в виду планы Ставки?

   — Не только их. Но и информацию о состоянии армии и о её снабжении, пополнении резервами.

   — Так всё же что мне ответить императрице?

   — Думается, что государыню надо успокоить в её тревогах. К нашему счастью, ваше величество, Распутин не входит в число начальствующего состава императорской армии.

   — Почему к счастью, Михаил Васильевич? Ведь старец Григорий обладает несомненным даром предвидения бед. Больших и малых. В этом я и Александра Фёдоровна убеждались уже не раз. Помните тот случай в Зимнем дворце, когда рухнула одна из люстр.

   — Да, тот случай относится к числу нашумевших. Но Распутин, ваше величество, человек сугубо не военный. Его сновидения могут расходиться с планами Ставки и германского Генштаба. Это наше счастье.

   — Ведь старец Григорий сегодня весь в заботах о наших победах.

   — Пусть он заботится о них вдалеке от фронта и Могилёва. В противном случае, я в том убеждён, в вопросах ведения войны у нас будет больше неразберихи.

   — Государыня Александра Фёдоровна знает о вашем нерасположении к старцу Григорию.

   — Мне об этом известно, ваше величество. Но я, как начальник штаба вашей Ставки, должен заниматься не разгадыванием снов, а более прозаическими делами. Войной и только войной, пока я пользуюсь вашим личным доверием.

   — Михаил Васильевич. В моём доверии к вам можете не сомневаться.

   — Благодарю, ваше величество...

Алексеев не питал доверия ни к императрице Александре Фёдоровне, интересы которой в делах военных давно перешагнули рамки разумного, ни к её дворцовому окружению. Не вызывала доверия и личность Григория Распутана, невесть откуда появившегося в Зимнем дворце и стремительно «воцарившегося» на той дворцовой половине, где проживала императорская семья.

Поразительное влияние безграмотного и распутного старца Григория на дела в государстве беспокоило не только русский генералитет, но и «здравые» круги придворной аристократии. Последние в конечном счёте и решили судьбу Распутина, сделавшего в российской истории головокружительную придворную карьеру. Против бывшего сибирского мужика-конокрада составился заговор и в декабре 1916 года его убили. Примечательно, что в рядах заговорщиков состояли и великие князья.

Во главе заговора стояли - князь Ф. Ф. Юсупов, граф Сумароков-Эльстон, двоюродный брат императора великий князь Дмитрий Павлович и член Государственной думы В. М. Пуришкевич, богатый бессарабский помещик, действительный тайный советник, то есть имевший чин, равный в Табели о рангах чину генерала.

Пуришкевич взял на себя историческую миссию разоблачения «тёмных сил», которые окружали царскую семью. Известна его двухчасовая речь в Государственной думе:

   — Достаточно всего лишь рекомендации Распутина для того, чтобы самый ничтожный гражданин поднялся к вершинам государства...

В том своём выступлении бессарабский помещик громогласно обратился к министрам:

   — Вели вы действительно уважаете закон, если слава России, её могущество, неразрывно связанные с именем царствующего монарха, дороги вам, тогда вы должны подняться во весь рост и сказать своё слово...

   — Вы должны отправиться в Ставку и броситься к ногам царя. Имейте мужество сказать ему, что растёт гнев народа. Нам угрожает революция...

   — Тёмный человек не будет больше управлять Россией...

   — Нам нужно спасать царство...

Пуришкевич был в Думе выразителем крайне правых взглядов. Блестящий оратор, он свято верил в незыблемость абсолютного самодержавия. Он часто ездил в Ставку, лично занимался безвозмездной помощью раненым и увечным воинам, «курировал» санитарные поезда, циркулировавшие между фронтом и Петроградом с его военными госпиталями. Но даже Пуришкевич не осознавал опасности, которую несла для сражающейся Русской армии распутинщина. Алексеев эту опасность в деятельности отца Григория видел.

Для Михаила Васильевича показателем роли императрицы Александры Фёдоровны и Распутина в «руководстве» войной стал Брусиловский прорыв. Этот успех дался для России ценой крови нескольких сот тысяч человек. Но на то она и война, чтобы за победу расплачиваться прежде всего людскими жизнями.

Императрица и «Друг» семьи Романовых довольно странно отнеслись к успеху наступления Юго-Западного фронта. Так, Александра Фёдоровна писала мужу:

«Он находит (Распутин. – А.Ш.), что... не следует так упорно наступать, поскольку потери слишком велики...