«Внезапная необоснованная остановка наступления допустима только во время манёвров. В настоящий момент мы не имеем права на необдуманные действия. Противник несёт такие же потери, как и мы...
Но другого пути разбить и уничтожить врага не существует. Потери, а они могут быть значительными, при этом неизбежны».
Во всех этих «трениях» генерал Алексеев в силу занимаемой им должности становился волнорезом, о который в большинстве известных истории случаев разбивались «накаты» на Ставку волеизъявлений императрицы Александры Фёдоровны...
Письмо Николая II, в котором вскользь говорилось о том, что наступления под Ригой пока не ожидается и потому не надо беспокоиться, мало «вразумили» императрицу. В скором времени Александра Фёдоровна прибыла в Могилёвскую Ставку.
Перед этим государь получил от супруги письмо, переполненное назидательными чувствами:
«Я абсолютно уверена в том, что для твоего царствования и для России наступают великие и прекрасные времена…»
«Мы должны оставить нашему сыну сильную страну. Ради него мы не имеем права быть слабыми, если не хотим, чтобы его царствование было бы ещё более трудным, Чтобы ему не пришлось исправлять наши ошибки и восполнять то, что ты можешь пропустить. Ты сам так страдал за ошибки твоих предшественников, и только Бог знает, как много мучений ты испытал.
Пусть правление Алексея не будет таким тяжёлым. У него сильная воля и независимый склад ума. Не разрешай обстоятельствам, выходить из-под твоего контроля. Постоянно держи всё в своих руках... все должны, чувствовать твою твёрдую руку. Многие годы люди повторяют мне одно и то же: «Русские любят кнут», - это их природа. Чередование нежной любви и железной руки, направляющей и карающей...
Стань Петром Великим, Иваном Грозным, императором Павлом — подавляй их. И не смейся надо мной, противный...».
К письму была приложена коротенькая записка, заставившая Николая II поморщиться:
«Наш Друг беспокоится, не много ли прав получил в Ставке генерал Алексеев. А меня беспокоит то, что он почему-то не доверяет мне свои планы и часто отмалчивается на волнующие меня вопросы. Твоя Алике».
На «беспокойство нашего Друга» государь в ответном письме только заметил:
«Моя дорогая, тысячу нежных благодарностей за твой суровый выговор. Я читал это с улыбкой. Ты обращаешься со мной как с ребёнком...
Твой «бедный слабовольный» ворчун Ники».
В Могилёве императрице были в неслужебной обстановке, за обеденным столом, представлены все должностные лица Ставки Верховного главнокомандующего. Первым, естественно, был представлен Алексеев, второе лицо в высшем командовании воюющей Русской армии. Во время по-фронтовому скромного застолья Александра Фёдоровна нашла повод, чтобы переговорить с таким несимпатичным ей генералом:
— Михаил Васильевич, я ещё не имела случая поздравить вас с назначением начальником штаба государя, моего супруга.
— Благодарю, ваше величество. Для меня это большая честь и ещё большее доверие.
— Могу сказать, что все Романовы возлагают на вас большие надежды, поскольку вы стали ближайшим военным помощником императора.
— Я всегда был верен единожды данной присяге на службу Богу, царю и Отечеству.
— В этом мы не сомневаемся. Но вы, Михаил Васильевич, как мне кажется, с большим недоверием относитесь к предсказаниям старца Григория. Не так ли?