Алексей Гаврилович Венецианов

Приветствую тебя, пустынный уголок,Приют спокойствия, трудов и вдохновенья,Где льется дней моих невидимый потокНа лоне счастья и забвенья.

Я твой — я променял порочный двор Цирцей,Роскошные пиры, забавы, заблужденьяНа мирный шум дубров, на тишину полей,На праздность вольную, подругу размышленья.Я твой — люблю сей темный сад

С его прохладой и цветами,Сей луг, уставленный душистыми скирдами,Где светлые ручьи в кустарниках шумят.Везде передо мной подвижные картины:

Здесь вижу двух озер лазурные равнины,Где парус рыбаря белеет иногда,За ними ряд холмов и нивы полосаты,Вдали рассыпанные хаты,На влажных берегах бродящие стада,

Овины дымные и мельницы крылаты…

Так поразительно всесильна, так всеобща была тяга людей, творящих духовную жизнь России, к родной земле, к природе, к отстранению от низменной и суетной тщеты столичного бытия, что ею равно охвачены и многоопытный, проживший почти половину жизни художник, и едва ступивший во взрослую жизнь юноша. Меж ними, меж Пушкиным и Венециановым, вовсе не знакомыми пока и не слишком близкими потом, есть много точек соприкосновения жизни души, соприкосновений, не уловленных современниками и до обидного скудно замеченных потомками. Пройдет немного времени, и Венецианов в зримых образах, почти с пушкинской правдой и простотой воссоздаст и нивы полосаты, и луг, уставленный скирдами, и тишину вольно раскинувшихся полей. Он — как Пушкин — с правом мог бы сказать родной земле: «Я твой…» Еще не раз читатель встретит на этих страницах поставленные рядом имена поэта и художника. Однако это отнюдь не означает, что автор помышляет об утверждении некоего тождества творчества Пушкина и Венецианова. Конечно же, Венецианов не конгениален Пушкину. Пушкин — гений, гений всех времен и народов, гений всего человечества. Венецианов — замечательный русский художник XIX века, творчество которого в силу его народности, ярко выраженной национальности, своеобычности так дорого нам, его потомкам, и в силу этих же причин интересно иноземцам: не случайно Венецианова в начале нашего века отметил в своих статьях австрийский поэт Рильке, не случайно в ГДР и Венгрии вышли книги посвященные Венецианову. Общее меж Пушкиным и Венециановым не в мере отпущенного каждому таланта, а в том, что оба шли в искусстве близкими путями. Близкими путями и в одном направлении. Это направление — завоевание все новых слоев действительности для искусства.

Тем временем путешествие Венециановых в Сафонково благополучно завершилось. Оставалась позади грязная, разъезженная дорога. Оставалась позади, как прошлое, пройденное. Не уставал взмахивать «вдохновительным» кнутом ямщик в черной форменной шляпе с высокой тульей. Набегали и скрывались из глаз хороводы берез с длинно повисшими черными ветвями, невысокие елочки будто рядом бежали, вытянувшись вдоль обочины. Послезимний цвет их зелени был серо-тускл, будто утомлен долгим зимним сном. Цвета, оттенки, предметы, формы схватывались особенным художническим взглядом быстро, цепко, принося ни с чем не сравнимую радость узнавания. Тихая ласка северной земли смывала с души невероятное напряжение последних лет его жизни.

Дом в Сафонкове получился удобный — в два этажа, просторный, поместительный. Сверху, из окон мастерской, виднелась маленькая деревушка на берегу тихой, узенькой речки с чарующим слух названием Ворожба. Поверх мягких верхушек деревьев просматривались хлебные поля, а за ними низкие холмы и дали, идущие во все стороны к линии горизонта. Венецианов впервые в жизни лицезрел такие огромные пространства.

Зрелище было потрясающим, ни с чем прежде виденным не сравнимым. Это острое впечатление совсем скоро мощно отзовется в творчестве: Венецианов станет первым русским художником, который завоюет, откроет для отечественной живописи глубокие просторы и ширь родной земли.