Алексей Комнин - спаситель Византийской империи

А крестоносцы решили перейти к более активным действиям. В начале марта 1098 года они соорудили башню у моста через Оронт, чтобы из нее обстреливать осажденных и помешать им принимать подкрепления. Поскольку блокада, судя по всему, не была полной.

Сооружение башни серьезно встревожило Баги-Зияна. Он сосредоточил главные силы в этом районе и атаковал крестоносцев. Завязалась схватка, в ходе которой защитники Антиохии потерпели полное поражение и были отброшены. Крестоносцы стали преследовать врага, достигли ворот и попытались ворваться в город на плечах бегущих.

Главные подвиги, по свидетельству очевидцев, совершил тогда Готфрид Бульон. Герцог немного поправился от болезни и нашел случай выказать мужество. «Он нагнал неприятеля у моста, — пишет Раймунд Ажильский, — и, заняв одно возвышение, разрубал приближавшихся пополам». Однако и на сей раз окончательный успех не дался в руки крестоносцам. «Прославив свою победу многочисленными криками радости, наши возвратились в лагерь, обремененные добычей и ведя за собой множество лошадей». Напоследок христиане осквернили турецкие трупы.

Впрочем, эта победа имела действительно большое значение. Гарнизон Антиохии потерял тысячи полторы убитыми. Он был обескровлен. Крестоносцы обнесли Антиохию укреплениями, замкнули кольцо осады, перерезали пути снабжения города продовольствием и людьми. Теперь падение «жемчужины Сирии» стало вопросом времени.

Не будем утомлять читателя описанием рыцарских подвигов и однообразных сражений. Баги-Зиян несколько раз пытался атаковать и разрушить укрепление рыцарей у моста. Но на сей раз прославился Раймунд Тулузский, который в отчаянных схватках отстоял позицию и отбросил врага.

Зато другой рыцарь, Стефан Блуа, предпочел покинуть лагерь крестоносцев. Возможно, его сумел выпроводить хитрый Боэмунд. Причем норманн распустил слух, что Блуа струсил и бежал. Эта версия впоследствии утвердилась в западных летописях. На самом деле Стефан уехал к Алексею Комнину, который воевал в Малой Азии. Блуа сообщил, что дела под стенами Антиохии идут из рук вон плохо. Рыцари перессорились, турецкий гарнизон держится крепко, а из Хорасана идет большая мусульманская армия. Осторожный Алексей предпочел не ввязываться в заваруху. Боэмунд и Бульон проклинали его, называя предателем.

Тем временем известия о подходе хорасанской армии приняли угрожающий характер. «Эти известия приносились нам не только армянами и греками, — вспоминает Раймунд Ажильский, — но и те, которые жили в городе, сообщали то же самое». Если бы хорасанская армия подошла в ближайшее время, рыцари потерпели бы полный разгром. Либо какой-то случай должен был отдать город в руки крестоносцев, либо следовало снять осаду и признать поражение после череды бесполезных побед.

В этот острый момент за дело взялся Боэмунд. Он вступил в переговоры с защитниками города. Наладить контакты с антиохийцами Боэмунду помогли дружественные армяне.

Многие из них жили в Антиохии, страдали от турок. Сельджуки пытались ассимилировать местных армян. Женили на мусульманках, брали на службу, понуждали принять ислам. Такая политика могла бы дать результат в течение длительной перспективы — на протяжении одного-двух поколений. Но Антиохия находилась под турецким владычеством чуть больше десяти лет. Армяне еще не успели отуречиться. Они мечта ли вернуть свободу. На этом сыграл Боэмунд. Он связался с одним из антиохийских армян — командиром гарнизона одной из башен. Башня носила имя Св. Павла и находилась в восточной части города.

Дальнейшие события с непередаваемым очарованием описывает Анна Комнина. Оказывается, армянин «часто выглядывал из-за стены». Боэмунд этим воспользовался: «умаслил его и, прельстив множеством обещаний, уговорил предать город».

Примерно в таком же духе, как Анна, пишут и остальные хронисты. Они сохранили имя армянина — Фируз. А также указание на его возраст — «юноша».

После коротких переговоров предатель сам предложил план сдачи города.

— Когда пожелаешь, — сказал он Боэмунду, — дай мне знак. Я сразу передам тебе эту башню. Будь со своими людьми наготове и имей при себе лестницы. Будь решителен. Пускай турки, увидев, как вы с боевым кличем взбираетесь на стены, обратятся в бегство.

Вернувшись от армянина, Боэмунд переговорил с предводителями крестоносного воинства. Он не спешил признаться в том, что нашел предателя.

— Смотрите, — сказал норманн, — сколько уже времени мы здесь бедствуем, но ничего не достигли. Из Хорасана вот-вот придут турки. Нужно что-то придумать, чтобы спастись.

Рыцари насторожились. Что Боэмунд имеет в виду? Норманн продолжал увиливать.

— Не все победы Бог дает одержать в открытом бою, — разглагольствовал он. — Но, возможно, мы сумеем добиться успеха как-нибудь иначе. Пусть каждый на своем участке попытается уговорить перейти на нашу сторону какого-нибудь начальника башни. А тот, кому первому это удастся, пускай получит город.

Если Готфрид был Агамемноном среди рыцарей, Танкред — Ахиллом, то Боэмунд представлял какую-то подлую и злобную версию Одиссея.