Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых»

— Во-вторых. Денежные вклады в сберегательных кассах и государственном банке переоценивать на более льготных условиях, чем обмен наличных денег. Например, вклады до трех тысяч рублей переоценивать рубль за рубль. Это позволит сохранить в прежнем объеме вклады, принадлежащие подавляющему большинству вкладчиков.

И это предложение Алексей Николаевич оспаривать не стал.

— В-третьих. Необходимо провести конверсию всех ранее выпущенных государственных займов, за исключением займа 1947 года, объединив их в единый заем. Обмен производить по соотношению три рубля в облигациях прежних займов на один рубль в облигациях нового единого займа.

Косыгин задумался:

— Не готов сейчас что-то ответить, дай время.

Вознесенский, согласно кивнув, продолжил:

— В-четвертых. Заработная плата рабочих и служащих, а также доходы колхозников, получаемые за счет государственных заготовок, и другие трудовые доходы всех слоев населения не затрагиваются реформой и будут выплачиваться в новых деньгах в прежних размерах.

По этому пункту Косыгин не возражал и «не впадал в задумчивость».

^{Постановление Совета министров СССР и ЦК ВКП(б) № 4004 «О проведении денежной реформы и отмене карточек на продовольственные и промышленные товары». 14 декабря 1947. [ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 1. Д. 318. Л. 62–72]}

* * *

Конфискационный характер реформы был совершенно очевиден, и в постановлении это признавалось: «При проведении денежной реформы требуются известные жертвы. Большую часть жертв государство берет на себя. Но надо, чтобы часть жертв приняло на себя и население, тем более что это будет последняя жертва».

На словах «последняя жертва» настоял Сталин, и вряд ли кто осмелился ему противоречить. Хотя все, и Косыгин в том числе, понимали: жертва — отнюдь не последняя.

Горькую пилюлю денежной реформы подсластили отменой карточной системы, но, даже по официальным данным (а других не было), цены должны были снизиться всего на 10–12 %. С учетом изъятых «излишков» денежной массы у населения — совсем немного. И совершенно несопоставимо с 10–15-кратной инфляцией, которую обозначил Косыгин.

^{Заместитель председателя Совета министров СССР А. Н. Косыгин с женой Клавдией Андреевной в домашней обстановке. Москва. 1947. [РГАКФД. Ед. хр. 34643]}

На обмен дензнаков выделялась всего неделя: «Деньги старого образца, не предъявленные к обмену в установленный срок, аннулируются и теряют свою платежную силу».

Денежная реформа стартовала 16 декабря 1947 года (то есть почти на два месяца позже запланированных сроков).

С первых дней ее проведения А. Н. Косыгин тщательно отслеживал ситуацию в розничной торговле. В сводке по Москве сообщалось:

«Общие замечания:

1. Во всех магазинах уменьшились очереди

.

2. Покупатели ведут себя спокойно, не чувствуется нервозности. Чувствуется уважение к новому советскому рублю. В магазине № 6 кассирша недодала 10 копеек, покупательница заявила: „Вы мне недодали 10 копеек, деньги теперь дорогие, их надо беречь“.

3. Покупатели часто спрашивают, почему нет в продаже муки?

4. Совершенно нет в продаже гречневой крупы и папирос высших сортов.

5. В каждом магазине имеется картофель, но его не покупают. Большим спросом пользуются соленые овощи»[290].

Но это — показатели одного-двух-трех магазинов. Общую картину в советской торговле Косыгин получил от министра торговли Любимова. За первые пять дней торговли без карточек (16–20 декабря) в целом по стране лимит продаж не был перекрыт, объемы продаж по средним показателям за пять дней предыдущего месяца были выполнены.

Иными словами, платежный баланс был рассчитан в целом верно. Однако Косыгин, разумеется, не довольствовался «средней температурой по больнице». Важно было найти точный баланс цен между товарными группами и внутри этих групп, а также, ориентируясь на свободный спрос, направлять средства на их производство. Например, продажа черного хлеба во всех крупных городах и промышленных центрах проходила бесперебойно и, как правило, без очередей; с другой стороны, спрос на белый хлеб не удовлетворялся, за ним выстраивались очереди. Выделенные на вторую половину декабря фонды сортовой муки составляли 11 % к общему фонду муки, тогда как, например, в 1940 году удельный вес сортовой муки достигал 39 %. В небольших городах и в сельской местности продажа хлеба населению осуществлялась с очередями и неполный день.