Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых»

Никто тогда не мог предположить, что прозвучали лишь первые раскаты грома, возвещавшие страшную политическую бурю, вызванную столкновением двух группировок в высшем руководстве партии — «ленинградской» (Жданов) и «московской» (Маленков, Каганович и Берия). Смерть Жданова развязала руки его противникам. Уничтожались его соратники, его протеже, работавшие в партийных структурах по всей стране. «Ленинградские» были разгромлены. Кроме упомянутых Кузнецова, Родионова, Попкова и Вознесенского были арестованы: второй секретарь Ленинградского горкома ВКП(б) Я. Ф. Капустин, председатель Ленгорисполкома П. Г. Лазутин, первый секретарь Ярославского обкома ВКП(б) И. М. Турко, завотделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов М. В. Закржевская, второй секретарь Ленинградского областного комитета ВКП(б) Г. Ф. Бадаев, первый секретарь Крымского обкома ВКП(б) Н. В. Соловьев, заместитель министра морского флота СССР по политической части А. Д. Вербицкий, заместитель председателя Саратовского облисполкома (уволенный из МГБ генерал) П. Н. Курбаткин…

^{Г. М. Попов, А. Н. Косыгин, М. А. Суслов (слева направо) на трибуне Мавзолея В. И. Ленина во время Первомайского парада на Красной площади. Москва. 1 мая 1949. [РГАКФД. Ед. хр. 7417]}

Почти все проходившие по «Ленинградскому делу» лица были в различное время коллегами или просто хорошими знакомыми Алексея Николаевича, а Кузнецов еще и дальним — по жене — родственником Клавдии Андреевны Косыгиной. Алексей Николаевич прекрасно знал как достоинства, так и недостатки многих «ленинградцев», но не мог предположить, что те или иные огрехи могут вызвать репрессии такого — всесоюзного

— масштаба.

Сам он мог ждать чего угодно и когда угодно, вплоть до ареста. Мало того, что с 1930-х годов его считали протеже А. А. Жданова, в блокадном Ленинграде он работал с Кузнецовым, а с Вознесенским — уже в Москве и в годы войны, и сразу после. И тесные его контакты с «ленинградскими» ни для кого не были тайной.

^{П. К. Пономаренко, А. Н. Косыгин, Чжоу Эньлай, А. И. Микоян, Мао Цзэдун, Н. А. Булганин (слева направо) в президиуме торжественного собрания, посвященного 26-й годовщине со дня смерти В. И. Ленина. Москва. 1950. [РГАКФД. Ед. хр. 7085]}

— Что происходит? — задавал сам себе вопрос Косыгин. — Чем объяснить не просто «свержение с политического пьедестала», а аресты, обыски, суды, смертные приговоры? Ведь под суд идут те, кто прошел войну, фронт… Неужели всерьез верят в существование некоего «заговора»? Неужели всерьез верят в существование некой «русской партии»? Неужели не очевидна абсурдность обвинений бывшего ленинградского руководства в антипартийности? Ведь все проходящие по «Ленинградскому делу», образно выражаясь, «птенцы из ждановского гнезда». Всех их «выпестовал» и «выпустил в большое политическое плавание» недавно скончавшийся Андрей Александрович. Что же, и Жданова можно обвинить в том же, в чем обвинили всех его протеже? Но при жизни Жданова даже голос на него из «московских» никто повысить не мог, все знали отношение к нему со стороны Сталина. Неужели его смогли убедить в обратном?

— Неужели, неужели и вновь неужели, — спрашивал сам себя Косыгин и не находил ответа.

В сентябре 1950 года состоялся суд над участниками «Ленинградского дела», которых обвиняли во всех грехах — и действительных, и вымышленных. Всего по делу было осуждено 214 человек «основных обвиняемых» и 145 их «близких и дальних родственников». Двое арестованных умерли до суда, 26 обвиняемых, включая Вознесенского и Кузнецова, были приговорены к смертной казни[308].

Уцелеть в этой мясорубке удалось единицам из «ленинградцев», в том числе Косыгину и первому заместителю председателя Государственного планового комитета СССР Г. В. Перову[309].

Н. С. Хрущев и в 1960-х годах говорил, что не может объяснить, как Алексей Николаевич «удержался» и как Сталин не приказал арестовать Косыгина.