Алексей Косыгин. «Второй» среди «первых», «первый» среди «вторых»

Однако признание — признанием, но проблемы с эвакуацией стояли по-прежнему остро. Спустя почти месяц с начала войны Генштаб направил в Совет по эвакуации письмо, в котором отмечалось, что вывоз населения и ценного имущества, оборудования и материалов промышленных предприятий из прифронтовых районов до сих пор осуществляется с огромными трудностями. Все это, признавали военные, результат отсутствия заблаговременно составленного эвакоплана. Они предлагали совету подключить наркоматы к организации вывоза предприятий, заранее определив эвакобазы и районы для размещения эвакуируемого населения[109].

…Учитывая стремительно ухудшающуюся обстановку на фронтах, приходилось вывозить только наиболее важные агрегаты и комплексы. Ценность оборудования определялась двумя главными факторами: возможностью быстро развернуть его на востоке и пригодностью его для выпуска военной продукции. Причем перебоя в производстве боеприпасов и вооружений допустить было нельзя, а потому оборонные предприятия продолжали работать на старом месте до последней возможности. Очередность эвакуации промышленных предприятий зависела от конкретной обстановки на фронте, от значения их для оборонного комплекса.

^{Постановление ГКО СССР № 173 «О составе Совета по эвакуации». 16 июля 1941. Правка В. М. Молотова. [РГАСПИ. Ф. 644. Оп. 2. Д. 5. Л. 150]}

Косыгин требовал, чтобы на местах контролировали комплектность при демонтаже и перевозке механизмов, станков и агрегатов. Эшелоны следовало формировать и направлять так, чтобы в пункте назначения можно было быстро развернуть предприятие. Притом учитывался порядок создания производства на новых местах: эшелоны должны были доставлять «блоки» для монтажа всей производственной цепочки в соответствующей очередности.

Этих правил начали строго придерживаться уже при переброске предприятий Наркомата тяжелого машиностроения и черной металлургии с правого берега Днепра[110]

в начале августа 1941-го. Вслед за ними настала очередь предприятий химической, пищевой промышленности, боеприпасов. Вопросы эвакуации решались в тесном контакте с представителями Генерального штаба РККА. По настоятельной просьбе А. Н. Косыгина в Совет по эвакуации был введен заместитель начальника Главного управления тыла РККА генерал-лейтенант М. В. Захаров[111].

^{Николай Николаевич Воронов. 1950-е. [Из открытых источников]}

^{Мандат В. М. Молотова, Г. М. Маленкова, Н. Г. Кузнецова, А. Н. Косыгина, П. Ф. Жигарева и Н. Н. Воронова как уполномоченных ГКО СССР по рассмотрению и решению вопросов обороны, эвакуации предприятий и населения Ленинграда. 26 августа 1941. [РГАСПИ. Ф. 82. Оп. 2. Д. 862. Л. 5]}

19 августа 1941 года Косыгина принял И. В. Сталин, причем — одного, без других заместителей и даже без его непосредственного начальника по совету. Видимо, он был осведомлен о том, кто

фактически руководил эвакуацией и что Шверник являлся фигурой по сути номинальной. Встреча один на один продолжалась 30 минут[112]. Обсуждался вопрос об эвакуации населения и предприятий из Ленинграда. Решение Сталин уже принял:

— Вы должны этим заняться, товарищ Косыгин, это же Ваш родной город.

Уже через несколько дней Косыгина включили в состав комиссии, созданной ГКО СССР для «рассмотрения и решения, совместно с Военным советом Главного командования Северо-Западного направления и с Военным советом Ленинградского фронта, всех вопросов обороны Ленинграда и эвакуации предприятий и населения Ленинграда»[113].

Поскольку комиссия имела право «рассматривать и решать» все вопросы по обороне Ленинграда, ее состав был внушительным: заместитель председателя ГКО В. М. Молотов, член ГКО Г. М. Маленков, народный комиссар военно-морского флота Н. Г. Кузнецов, командующий ВВС РККА П. Ф. Жигарев, начальник артиллерии РККА Н. Н. Воронов. Косыгин вошел в комиссию и как заместитель председателя Совета по эвакуации, и как — в недавнем прошлом — председатель Ленинградского горисполкома. 27 августа комиссия вылетела в Ленинград. Там к ней присоединился Л. П. Берия.

О первой военной поездке в Ленинград сохранились воспоминания самого Алексея Николаевича в изложении писателя Даниила Гранина[114]: