Аленький цветочек

Немногочисленные домочадцы встретили новоявленную госпожу Анастасию настороженно. Одно дело воспитанница хозяина, простенькая веселая девчушка, но совсем другое — жена хозяина. Как она поведет себя? Но Настя осталась прежней, веселой и отзывчивой. За время отсутствия Сулеймана, Ибрагим с Исмаилом все дела вели исправно. В доме появились слуги и служанки. В садах, конюшнях и мастерских все было в полнейшем порядке. Финансовые документы лежали на рабочем столе Сулеймана. Анастасия с большой радостью, вернувшись наконец-то в свои покои, увидела, что там все по-прежнему, даже любимый компьютер одиноко стоял на месте, ожидая прикосновения ласковых пальчиков к своей клавиатуре.

— Сулла! Ты знаешь… Жасмин потихоньку растет, а я решила продолжить учебу. Я буду стараться, только вот все не могу определиться… Медицина или древний мир… И то и другое интересно. Хотя к последнему меня больше влечет… Что ты мне посоветуешь, муж мой? И вообще, возможно ли продолжить обучение после столь длительного перерыва? Ну, что ты молчишь, Сулла, помоги мне!

Сулейман не очень хотел, чтобы Настя продолжала заниматься археологией, но и медицинский факультет обязывал слушателей, студентов, много времени уделять практическим занятиям, что само по себе предполагало очное обучение, то есть жизнь в Каире. Ну что ж, прийдется перебираться туда всей семьей. Это уж лучше, чем поездки жены на раскопки и в экспедиции. На том и порешили. Перед самым отъездом в Каир, Сулейману доставили конверт. Судя по количеству марок и печатей, он путешествовал буквально по пятам за ними из страны в страну, пока не настиг их. Анастасия сидела в саду, играя с дочерью. Рядом находился Сулейман, с умилением наблюдавший, как маленькое чудо училось ползать по огромному ковру, раскинутому на лужайке. Пакет, будто-бы большой, хранил в себе одну единственную бумажку — вызов в Гаагский международный суд. Зачем? Почему? Что произошло? Озадаченный Сулейман, позвонил Майклу. Друг пообещал навести справки.

Майкл прилетел через несколько дней. Дело было серьезным и не требовало отлагательств.

— Да… дорогой мой дружище… Привез я неутешительные новости… Потому и прибыл лично, а мои юристы уже занимаются всем этим… Анастасия, ты пошла бы поиграла с малышкой…

— О нет! нет! Я хочу, я должна знать, что это все значит! Сулла — мой муж! Я… беспокоюсь, я люблю его! Настя прижалась к Сулейману и умоляюще смотрела на Майкла, — позволь мне остаться…

— Хорошо, Анастасия, это касается в какой-то мере и тебя…

— Так вот, — продолжил он, когда все расселись в гостиной, — это Иван таким образом напомнил нам, что он твой отец! Довольно тщательно он перечислил все твои преступления, Сулейман, которые ты совершил по отношению к его дочери, и требует, как говорят, статисфакции…

— Но что? Как? Почему? — в один голос воскликнули Сулейман и Настя.

— Он не такой уж и дурак, его дела там идут совсем плохо, он банкрот. Неумение договориться с власть имущими, как и с местными бандитами, бесконечные пьянки, свели на нет все мои усилия помочь ему. Напитки и водка стали некачественными, потеряли спрос.

Хорошие рабочие покинули производство из-за нерегулярной выплаты зарплаты, а оставшиеся разгилдяи больше воровали, чем приносили пользы. Короче ему срочно нужны свежие инвестиции. Ко мне он не обратится — я ему уже не помогу, он знает. Остался ты, Сулейман, богатый опекун его дочери. Но «гордость» не позволяет прямо попросить у тебя деньги… Нужно унизить, растоптать… Он обвиняет тебя в том, что ты обманом вынудил его оформить опекунство над его младшей дочерью, вместе со своим шизофреником и уродом сыном насиловал ее, держал взаперти у себя в пустыне не позволяя ни с кем общаться.

Якобы пытаясь бежать от тебя и твоего сына, девочка попала в автокатастрофу, получила черепномозговую травму и сошла с ума. Ты поместил сначала ее а английскую психлечебницу, потом забрал оттуда и продолжаешь развлекаться с несчастной, пряча ее от окружающих. Он требует возвратить дочь, обеспечить ей надлежащее лечение, а в качестве компенсации морального ущерба — миллион долларов, ну конечно и осудить тебя по закону.

— Вот мерзавец… — Майкл закурил очередную сигару и взглянул на Сулеймана, — но ничего…

Сулейман, окаменевший, не мигая слушал Майкла. Сероватая бледность покрыла его смуглое лицо. То ли хрип, то ли стон сорвался с пересохших губ. Последнее, что почувствовал Сулейман, это как прекратился гулкий набат в груди и зародившаяся где-то под лопаткой тупая боль, мгновенно проникнув в сердце, вспухла огненным взрывом и погасила сознание.

— Обширный инфаркт. Нетранспортабелен… — вынес свой приговор старый доктор.

Майкл сидел на телефоне, срывая голос, он кричал в трубку.