Обернувшись, я увидела, как Джером медленно поднимается на ноги. Кровь пропитала верхнюю часть его спортивного костюма, порванную моими когтями, но он не выглядел побежденным — скорее, разъяренным до крайности. Поняв, что мне не сбежать так просто, я, повинуясь интуитивному порыву, бросилась в сторону небольшой кухни в дальней части пентхауса. Чудом не навернулась по дороге, запнувшись о ступеньку, ведущую к ней, и на пару секунд впечатавшись ладонями в пол, но потом вновь оказалась на ногах. И когда Джером, прихрамывая и продолжая угрожать мне и материться на все лады, приблизился, я уже сжимала в скользкой от его крови ладони большой кухонный нож.
То, что произошло в квартире Гарриса, больше не повторится. Я больше не буду тихой послушной жертвой, обмирающей от ужаса и позволяющей делать с ней все, что угодно. Я дам отпор — сама, без Йона, без чьей-либо помощи и протекции, ни на кого не рассчитывая и не ожидая помощи даже от судьбы. Впервые в жизни я была к этому готова.
Тогда, в проулке возле клуба Кэсс, после того, как мой альфа убил тех двоих уродов, что причинили боль нашему Медвежонку, он сказал, что пришло их время нас бояться. Тогда я не поняла смысл этих слов в полной мере, потому что не чувствовала силу в себе — только в мужчине, который был рядом и обещал меня защищать. Может, поэтому, именно поэтому, когда он оттолкнул меня и это чувство защищенности исчезло, я просто не смогла этого вынести. Ведь он всегда был рядом — с тех самых пор, как моя жизнь в принципе превратилась в бесконечные американские горки. Когда больше не было ничего и никого, я всегда надеялась именно на него. И вот, когда надеяться стало не на кого, это настолько меня напугало, что я вслепую бросилась к первому попавшемуся мужчине, которому якобы было не плевать.
Теперь я точно знала, чей голос разговаривал со мной все это время. Это была не Джен, хотя интонации и некоторые выражения были точно ее. Нет, этот голос принадлежал совсем другой женщине — мне самой. Той Хане Росс, что устала бояться, прятаться за чужими спинами и надеяться, что ее обязательно кто-нибудь спасет. Судьба, предназначенный возлюбленный, друзья или просто удачное стечение обстоятельств. Мне так нужно было знать, что меня кто-то защищает и что у всего есть смысл, потому что иначе мне было слишком страшно. У меня никак не получалось принять жизнь как в ее хаотичности и непоследовательности, так и в ее предопределенной закономерности, которая была мне неизвестна, а значит не подчинялась моему контролю. Я боялась, что Йон меня бросит из-за моего прошлого, боялась, что Медвежонку важнее его новое положение, чем наша дружба, боялась, что Церковь, бандиты или полиция все-таки придут за мной, и, Зверь его дери, в последнем случае у меня были все причины бояться.
Но я устала. Устала вечно оправдывать других, нивелируя собственные чувства. Устала прятаться, убегать, постоянно ходить по краю и зажмуриваться всякий раз, как из-под кровати лезли монстры. Уже неважно, почему я все еще была жива — случайность это или судьба. Неважно, был ли у Вселенной какой-то план или его не было, ведь итог был всегда один и тот же. Пришло время перестать полагаться на свое якобы существующее предназначение — и в равной мере пришло время перестать бояться того, что никакого предназначения нет и меня просто убьют ни за что. Пусть убивают, но я буду сражаться до последнего и больше ни за что не сдамся.
— Только попробуй меня тронуть, урод, — выдохнула я сквозь стиснутые зубы. — Подойди ближе, и я покромсаю тебя на британский флаг.
Ярость уже ударила ему в голову, и я знала, чем это чревато. Огромный и без того невероятно сильный, альфа вот-вот должен был перейти в форму частичной трансформации и стать еще опаснее. Он рванул ко мне, пригибаясь к полу, но все еще двигаясь неловко и дергано, словно боль сковывала его движения. Я отступила назад так, чтобы между нами оказалась привинченная к полу кухонная стойка, за которой они с Кэсс, вероятно, смаковали утренние смузи. Образ омеги в белом и вопрос о ее текущем местоположении вспыхнул и погас в моем сознании, не успев толком оформиться, а потом Джером прыгнул на меня прямо через стойку.