Я покорно стягиваю сначала кардиган, потом платье, белье и даже обувь. Через ботинки переступаю и беспокойные руки вдоль туловища держу. Соски у меня затвердевшие не от прохлады гигантского помещения, а потому что они теперь все время тяжелеют сладким томлением с тех пор, как запах Альфы на меня напал.
Рапид не рассматривает меня, а просто смотрит, как и раньше смотрел. Но секунда за секундой его неподвижность словно бы меняет форму и напоминает замедленную трансформацию в окаменелость.
Когда он наконец выпрямляется, не спеша, я лишь чуть сгибаю ступню и его темный взгляд поедает движение как коршун.
Он глядит мне в лицо, когда говорит:
— Когда времена тяжелые настали, мне приходилось много переиначивать. И постоянно бежать. Бежать, бежать, бежать. Чтобы вот сюда дойти. Ты чувствуешь, Омега, скала мертва?
— Да, — заторможенно отзываюсь я, — камень мертв.
Не знаю, насколько хорошо это чувствуют другие, но в «Ново-Я» не было дня для меня, чтобы я не прониклась моторошным ощущением, которое всегда будто ниоткуда берется.
Большая часть природы потеряла жизнь во время катастрофы последнего противостояния оборотней и остальных. В природе больше нет силы. Она напоминает бутафорию.
— Я много бежал, но последние недели… Мне еще не приходилось это делать вслепую. Выслушай, Яна. В мире есть законы, и некоторые из них нерушимы по причине того, что они — работающие. Альфы и Омеги нужны друг другу. Истинные уже связанные природным порядком. Я — твой Альфа. По запаху всем должно быть понятно вокруг, кто твой Альфа, если я не рядом. Ты, Омега, будешь следовать своему Альфе, как и я буду учитывать твои интересы. Яна. Ты вынуждаешь меня, — его взгляд срывается и вниз опускается, и он головой поводит. — Ты меня к этому моменту привела, — его голос на шепот срывается, но потом он сразу же осекается: — Я не обвиняю тебя, я объясняю. Ты используешь повышенную дозу супрессантов, как и я. Кому, как не тебе, знать насколько это опрометчиво. Не вынуждай меня…
Рапид останавливается на несколько мгновений. Дарит себе и мне пары вдохов.
— Презентуй себя, — жестко выговаривает он и будто столешницу в себя двигает, хотя я ничего толком разглядеть не могу.
— Нет, — сквозь слезы выдавливаю, — не таким образом. Мы не связанные еще.
— Ты знаешь, как это делать? Правду! — рявкает он и от стола отталкивается.
— Да!
Слезы текут, но я не останавливаю их. Мои руки все еще вдоль обнаженного тела вытянуты.
Презентовать себя — это значит показать Альфе готовность разделить близость. Показать физическую готовность, обычно в позе какой-то развратной. Я не буду этого делать!
— Это потому что это слишком старый обряд, — выплевывает Рапид, — или потому что у тебя подготовлен список запретов для меня?
— Это ты мне запрещаешь и ты меня заставляешь!
— Ты погубишь себя, и погубишь нас. Есть то, как это все работает, и ты должна уяснить реальность. Если я прошу, я не унижаю тебя. Я не ради этого… прошу тебя.
— Ты за меня решаешь, что для меня унижение или нет? — наконец-то слезы вытираю и сопли размазываю.
Теперь четче все вижу, а его лицо расползлось черными венами по сторонам. Вздувшиеся линии настолько толстые, что создается иллюзия будто и так массивное лицо в два раза больше стало.
И я не пугаюсь, потому что он заслуживает. Для Альфы невыносимо, если его Омега настолько расстроена, как я сейчас, и один только запах слез на нервах играет, а здесь болото уже наплакано подо мною.
И это все сделал он сам. Когда толкает речи, как нужно следовать правилам.
Трус.
Ему всегда нужно власть свою демонстрировать. А я-то думала…
Выпрямляюсь и мурашками вмиг покрываюсь.
Рапид со свистящими звуками выдыхает.
Я чувствую, что сейчас случится нечто страшное.
Его настрой расходится замедленным раскатом грома вокруг нас.
— На колени, — отдает он Альфа-приказ.
Дыхание в одночасье начинает подчиняться иному ритму.
Это станет непоправимым.
Меня неумолимой силой тянет к полу, и одно колено собирается опуститься на ковер раньше, чем другое.
Нет, сцепляю я зубы.
Я не позволю ему подчинить себя.
Но самое главное — я не позволю ему разрушить нас.
Все будет впустую, и подобное уже не вернешь вспять.
Я не позволю ему уничтожить шанс на что-то хорошое.
Потому что, как бы там ни было, я знаю точно, что шанс у нас до этого мгновения был.
— Я стану…
Я стараюсь выпрямить одно колено, и, пошатываясь, почти возвращаюсь в изначальное положение.
— … на колени…
Изнутри висков безбожно гремят нарастающие радиусом постукивания. Мысли забиваются потяжелевшей от воды ватой, но я вытягиваю и держу «нет» на поверхности.
— … когда сама захочу.
Можно ли умереть от сопротивления Альфы-приказу? Возможно, столь редкий шанс подобного эксперимента выпал на мою долю.
Голова кружится болью, и когда я падаю, то задеваю его руки, потому что он уже добежал сюда.
— Яна! Нет!
Его крики оборачиваются глухим рокотом, как в туннеле, и он слишком сильно трясет меня за плечи. Теплая жидкость затекает мне в рот, а перегородка в носу будто пожар пережила.