Альфеус Хаятт Веррилл. Повести и рассказы

Если бы появился только Хейзен, обитатели города могли бы подумать, что я упал с неба, и поэтому смотрели бы на меня как на сверхъестественное существо. Но было безнадежно ожидать такого совпадения или искать его. Я сказал ему прилететь на десятый день, а это был только седьмой. Если бы только я сохранил свой револьвер, выстрел из оружия мог бы напугать их и заставить принять меня за бога. Но мое огнестрельное оружие лежит где-то в демоническом лесу. Я не слышал ни звуков голосов, ни криков, и мне стало интересно, были ли эти существа немыми. Может быть, подумал я, если я заговорю, я мог бы произвести на них впечатление. Но, с другой стороны, звук моего голоса может разрушить чары и заставить их напасть на меня. Единственная ошибка, малейшее неверное движение могут решить мою судьбу. Я был в ужасно затруднительном положении. Весь мой прежний опыт общения с дикими неизвестными племенами пронесся в моей голове, и я попытался вспомнить какой-нибудь инцидент, какое-нибудь маленькое событие, которое спасло положение в прошлом и могло бы быть использовано с пользой сейчас.

Размышляя таким образом, я бессознательно полез в карман за трубкой, набил ее табаком и, вставив в рот, чиркнул спичкой и выпустил облако дыма. Мгновенно от странных существ раздался низкий, воющий, свистящий звук. Лучники побросали свои луки и стрелы, и люди единовременно бросились ничком на землю.

Непреднамеренно я решил проблему. Для этих существ я был огнедышащим, ужасным богом!

Понимая это и зная, что, имея дело с примитивными расами, полными суеверий, нужно немедленно использовать преимущество, я больше не колебался. Энергично попыхивая трубкой, я шагнул вперед и приблизился к ближайшей группе распростертых людей. Неподвижные, они уткнулись лицами в пыль, прижавшись телами к земле, не смея поднять глаз или даже украдкой взглянуть на ужасное, изрыгающее дым существо, которое возвышалось над ними. Никогда я не видел такой демонстрации животного страха, такого полного унижения. Было действительно жалко наблюдать их, видеть их скованные, задыхающиеся тела, дрожащие от невыразимого ужаса; ужас был настолько велик, что они не осмеливались бежать, хотя по звукам моих шагов они знали, что я находился среди них, и боялись, что в любой момент на них может обрушиться ужасная гибель.

Но сам их испуг разрушил мой замысел. Я завоевал собственную безопасность и, возможно, даже обожание, но не могло быть ни дружбы, ни общения, ни возможности быть для них своим, совместного добывания пищи, обучения чему-либо, если они останутся съежившимися на земле. Каким-то образом я должен завоевать их доверие, я должен доказать, что я был дружелюбным, милосердным божеством, и все же я должен все еще быть в состоянии произвести на них впечатление своей силой и контролировать их страхом.

Это было деликатное дело, но это необходимо было сделано. Почти у моих ног лежал один из лучников, лидер или вождь, как я подумал, судя по украшениям из перьев, которые он носил, и, наклонившись, я осторожно поднял его. При моем прикосновении он буквально затрепетал от ужаса, но ни испуганного крика, ни звука, кроме змеиного шипения, не сорвалось с его губ, и он не оказал никакого сопротивления, когда я поднял его на колени.

До сих пор у меня не было возможности хорошо рассмотреть этих людей, но теперь, когда я увидел этого парня вблизи, я был поражен его отталкивающим уродством. Я видел несколько довольно уродливых народностей, но все они, объединенные и умноженные во сто крат, были бы красавицами по сравнению с этими карликовыми, перевернутыми вверх тормашками обитателями затерянного города. Почти черный, с низкими бровями, с крошечными бегающими глазами, как у рептилии, с огромным толстогубым ртом, острыми, похожими на клыки зубами и спутанными волосами, лучник казался гораздо более похожим на обезьяну, чем на человека. И тут я заметил очень любопытную вещь. У него не было ушей! Там, где они должны были быть, находились просто круглые голые пятна, покрытые светлой тонкой мембраной, похожей на уши лягушки. На мгновение я подумал, что это порок развития или травма. Но когда я взглянул на других, я увидел, что все они были одинаковыми. Ни у кого не было человеческого слуха! Все это я понял, когда поднимал парня. Затем, когда он, дрожа, поднял голову и посмотрел на меня, я заговорил с ним, стараясь произносить слова мягким и успокаивающим тоном. Но в его тусклых, испуганных глазах не было никакого ответа, никаких признаков интеллекта или понимания. Ничего не оставалось, как прибегнуть к языку жестов, и я быстро жестикулировал, пытаясь донести до него, что я не причиню травм или вреда, что я дружелюбен и что я желаю, чтобы люди поднялись.