Альфонс Алёша

Приходили к нему делегации на совещания. Туда идут – на меня головами качают. Обратно – тоже. Понятное дело: председатель довёл до слёз бабу беременную.

Одолела я его. В шестнадцать тридцать выходит и командует мне:

– Вы! Зайдите!

Секретарка аж руки к небу подняла!

Решилось всё быстро. Ордер председатель лично мне подписал. В ту же неделю я отмечала новоселье. Вот таким нехитрым путём, Алёша, и я добыла себе четырёхкомнатную квартиру. Репетиции, репетиции и ещё раз репетиции.

Евдоксия Ардалионовна сделала реверанс, и руки восхищённого Лёши сами собой зааплодировали. Однако хозяйка затащила его сюда не для того, чтоб развлекать актёрскими байками.

– Давай, покажи-ка мне, как ты пойдёшь в мэрию, – сказала она режиссёрским тоном.

– Э-э… В смысле?

Евдоксия Ардалионовна жестом словно пригласила Лёшу на сцену.

– Почему чиновник должен тебе поверить?

Лёшу стала напрягать неприятная назойливость старушки.

– Вы не понимаете. Там всё уже решено, там этого ничего не надо, – объяснил он мягко, – просто бюрократические процедуры…

Евдоксия Ардалионовна остановила его силой внутренней харизмы, чуть приподняв ладонь.

– Алёша, послушай опытную женщину. Я ведь, получается, твоя… пратёща?

Раз уж пошла тема друг друга перебивать, то и Лёша не остался в долгу.

– Не переживайте, всё будет хорошо, вопрос мной изучен. Через два дня мы уже точно от вас съедем, – и он встал, намереваясь выйти из комнаты, но не успел.

– Ну-ка, попробуй, заплачь. – Евдоксия Ардалионовна положила Лёше на плечо свою сухую руку.

– Зачем? – нервно усмехнулся празять.

– Это может тебе пригодиться.

– Но я не умею плакать по щелчку! – возмутился Лёша, слегка теряя терпение.

– Любой тупой футболист может заплакать по щелчку, – возразила пратёща. – Чем ты хуже?

– Ну, футболисты, наверное, плачут от боли? – ответил Лёша, невольно стараясь высвободиться.

Евдоксия Ардалионовна отпустила его, но только затем, чтоб вооружиться старинной увесистой тростью.

Катя открыла глаза. Почудилось, что ли?

– Ай! – донеслось из-за стены.

Нет, не почудилось.

– Ай! Что вы делаете?!

Катя вскочила и кинулась в комнату бабушки. Ворвавшись, она увидела более чем странную картину. Лёша щемился в углу, а пратёща замахивалась на него тростью, целясь по коленям:

– Покажи мне эмоцию! Смотри! Смотри, как я! Дощщь!

– Катя, сделай что-нибудь! – взмолился Лёша.

– Бабушка! – закричала Катя. – Что ты делаешь? Лёша, почему бабушка плачет?

– А, Катенька! – откликнулась Евдоксия Ардалионовна самым беспечным тоном. – Мы репетируем. Кажется, твой Алёша недостаточно мотивирован, чтоб съехать от меня. Не верю!

Мэрия

По регламенту на это требуется месяц, но вам по дружбе почему бы не сделать за час? Там делов-то… Тут надо через МФЦ подавать заявление на имярека, но вам всё решат по телефонному звонку без пустых брожений, и в очереди стоять не потребуется.

Этой силой в России двигаются горы, и имя ей «блат». Нет такого вопроса, которого не решат хорошие люди для хороших людей. То есть, всё могут сделать, когда захотят, но делают это как можно реже, ведь иначе пропадёт весь смысл блата.

Всё прошло как по маслу. К назначенному часу явилась паспортистка. Евдоксия Ардалионовна для порядка поворчала, но зарегистрировала на своей жилплощади одним махом пять душ. Пошутили о том, сколько бы Ромашкиным пришлось ждать, если бы не свои люди. Высохли чернила новых штампов, и, вдохновлённый взятым темпом, Лёша рванул в мэрию, рассчитывая закрыть вопрос одним рабочим днём.

– А вам квартира не полагается, – сказала девушка с глазами как у лани, подняв их от Лёшиных документов.

– Как это не полагается? – рассердился Лёша. – Девять месяцев полагалась, а теперь не полагается?

Он не испугался и не огорчился, а просто испытал раздражение: ну чего там ещё ковыряться в бумажках, когда всё давно решено?

– Ну, вот, – указала девушка аккуратным ноготком, – у вас на каждого ребёнка уже по двадцать метров площади есть. С сегодняшнего дня.

– Так это же у вас в регламенте написано, чтоб дети были зарегистрированы!

– Всё правильно, – терпеливо согласилась она. – Потому что…

– …они тоже должны быть москвичками, – эту фразу они с Лёшей закончили хором, кивая друг другу.

– Но если дети обеспечены площадью более, чем нормативной, – продолжала девушка, – то на основании чего им что-то выделять? У вас царская квартира в сто двадцать квадратов.

– А какой норматив? – не сдавался Лёша.

– Для семьи из трёх и более человек минимум восемнадцать метров. То есть, в вашем случае, максимум.

Лёша разразился отборными, но всё же уместными в обществе проклятиями в адрес устройства жизни. Его тирада вызвала безусловное сочувствие собеседницы, но, конечно, ничуть не навредила несправедливой системе.

– Мы готовы простить вам срок проживания в регионе – менее пяти лет, – девушка будто извинялась, – закрыть глаза на то, что вы не совсем малоимущие (она покосилась на брелок Мерседеса на Лёшином поясе). Но у вас уже есть по двадцать метров на человека.

– А если мы пропишем ещё кого-нибудь? – нашёлся Лёша, – У нас две бабушки есть!