Альфред Великий, глашатай правды, создатель Англии. 848-899 гг.

К географическим сведениям, содержащимся в книге, Альфред практически ничего не добавил: вероятно, все, что хотел, он уже изложил в «Орозии». Однако он проявляет свое знание античных истории и мифологии, когда рассказывает подробно об Орфее и Эвридике, Улиссе и Цирцее, дает свои пояснения по поводу Геракла, Юпитера и титанов или приводит дополнительные сведения об известных исторических деятелях Рима — Тарквинии и Нероне, Катоне и Регуле, а также о Гомере и Вергилии, лучших из греческих и римских поэтов, и Цицероне, римском мудреце и вожде (heretoga).

Современные исследования показали^{256}, что многие дополнения к древнеанглийскому «Боэцию» были взяты из более ранних латинских комментариев к «Утешению философией». Этот вывод меняет наши представления о степени оригинальности альфредовского перевода, но одновременно свидетельствует о редкостном умении Альфреда истолковать и изложить имеющийся материал в соответствии со своими задачами. Выбор отрывков, заимствованных из ранних комментариев, говорит о его интересе к истории, мифологии и естественной истории и о его любви к аллегориям и символизму. Например, он разъясняет и дополняет метафорический образ колеса: его ось — Господь, а люди, хорошие и дурные, — это ступица, спицы и обод, но даже самые дурные, отстоящие далее всего от Господа, связаны с Божественным центром, который остается неподвижен, хотя несет на себе полностью вес телеги и направляет ее движение^{257}

. Альфред толкует по-своему сравнение «трех сословий» с орудиями королевского ремесла, отождествляя себя с королем, чьи нужды он описывает.

«Мне нужны орудия и материал, дабы заниматься своим ремеслом», — пишет Альфред, оглядываясь назад, на трудные и беспокойные годы своего правления. А затем, в словах, подсказанных ему не учеными комментариями, а его собственным сердцем, он определяет, с простотой исповеди, главную цель своей жизни: «Я всегда желал прожить жизнь достойно, а после смерти оставить по себе добрую память своими делами»^{258}. Красивое и точное сравнение Мудрости с орлом также принадлежит Альфреду (по крайней мере, по разработке, если не по замыслу). «Когда я устремляюсь ввысь вместе с теми, кто служит мне, — говорит Мудрость, — мы взираем сверху на бури этого мира, подобно орлу, взмывающему над штормовыми тучами, в просторы, где никакой шторм ему не страшен»

^{259}. Так же и сам Альфред в последние годы поднимался над тревогами и сомнениями, чтобы там, в безоблачной вышине, спокойно осмыслить прошлый жизненный опыт и, вспоминая прежние радости и горести, создать учение о жизни и смерти.

Если прозаический перевод «Утешения философией», который содержится в двух самых старых рукописях, можно без колебаний приписать Альфреду, то относительно древнеанглийского аллитерационного перевода латинских metra

такой уверенности нет. В зависимости от решения данного вопроса мы можем признать или не признать творениями Альфреда и два предисловия, ибо прозаическое вступление сообщает, что король Альфред, изучив «Утешение» и переведя их прозой с латыни на английский, далее переложил их в виде песен (leothe), «как сейчас принято». Ритмизованное предварение начинается с утверждения: «Эту старую историю рассказал нам Альфред, король западных саксов. Он явил свое мастерство создателя песен»^{260}.

Главным доводом против авторства Альфреда является слабость аллитерационных стихов: едва ли король, создав прекрасный прозаический перевод, променял бы его на весьма посредственные «песни». Указывается также, что основой для «песен» служил прозаический перевод, но некоторые metra пропущены; это происходит в тех местах, где в прозаическом тексте отсутствует фраза «тогда мудрость начала петь», которая обычно предваряет изложение стихотворных отрывков. Маловероятно, чтобы такую небрежность проявил автор прозаического перевода. Наконец, было отмечено, что автор стихов допускает просчеты, свидетельствующие о плохом (в сравнении с автором прозы) знании классической древности. Ни один из этих аргументов нельзя счесть бесспорным.