Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

– По кувшинам! – скомандовал новоявленный мавр, но никто из разбойников не двинулся с места, подозрительно приглядываясь к незнакомому черному нахалу, решившему покомандовать ими, пусть его голос разбойникам и казался очень знакомым. – Вы что, олухи, плети захотели? По кувшинам, я сказал!

– А ты кто такой? – подбоченился Саид. – Пришел тут, раскомандовался. Шеф, это что за хмырь?

– Кто я? Да вы что, сдурели, болваны? Быстро по кувшинам! – потянулся мавр за плеткой.

– Нет, шеф, правда, кто это? – спросил любопытный Азиз.

– А фиг его знает, – с серьезным лицом отозвался Махсум с «трона».

– Вы что, шеф! – округлил глаза мавр. – Кончайте так шутить.

– Ого, он даже знает, как вас зовут! – прицокнул языком Азиз.

– Да он чей-то соглядатай! – крикнул Саид.

– Соглядатай… лазутчик… шпион… – пронеслось по рядам разбойников.

– Вы чего, мужики? Шеф, скажите же им! – Мавр начал отступать к выходу из пещеры.

– Держи его, гада! – взорвалась толпа разбойников. – Лови!

– Ай!

Мавр подпрыгнул и бросился наутек, но толпа разбойников быстро настигла его и, скрутив, потащила обратно в пещеру.

– Пустите, пустите же меня! Что вы творите, идиоты? – извивался в их руках мавр.

– В горшок его, в горшок! – крикнул кто-то из разбойников, и все разом загомонили: – Гор-шок, гор-шок! Да-вай в гор-шок!

Упирающегося мавра подтащили к горшку и сунули в него вниз головой.

– Помогите! – загудело из горшка. Торчащие из широкого горла ноги беспорядочно болтались в воздухе. – Вытащите меня отсюда! Шеф!

– А давайте его со скалы сбросим, вместе с горшком, а? – предложил находчивый Шавкат.

– Бу-га-га! – надрывался дух. – Вот умора! «Мавр сделал свое дело, мавр может уйти»10

.

– Ха-ха-ха, – вторил ему, держась за живот, Махсум.

– Я тебе сброшу, идиот писклявый! Я тебе так сброшу! – прогудело из горшка, и ноги задвигались быстрее, будто сидящий в горшке мавр пытался сбежать. Вместе с горшком. – Всем бошки посношу, только выберусь отсюда.

– Ахмед? – подозрительно покосился на горшок Азиз. – Это ты?

– Я, болван, а то кто ж?

Пышущего злобой Ахмеда извлекли из горшка и аккуратно опустили на пол, затем предупредительно отодвинулись на безопасное расстояние.

– Ай, Ахмед! – сказал Шавкат, качая головой. – Зачем ты выкрасился в черный цвет?

– Так надо, болван! В горшки, все в горшки!

Ахмед вскочил и, раздавая пинки направо и налево, принялся загонять разбойников по горшкам. Те не сопротивлялись, чувствуя свою вину. К тому же Ахмед в ярости был крайне не сдержан в проявлении эмоций и мог запросто зарубить кого-нибудь.

– Ох, я больше не могу! Ха-ха! – гремел голос духа Сим-сим, отдаваясь гулким эхо в ушах прятавшихся в кувшинах разбойников.

– А вы, шеф, вы! – подбежал Ахмед к Махсуму. – Зачем вы так поступили?

– Успокойся, Ахмед, – утирая слезы, с трудом проговорил Махсум. – Зато теперь мы наверняка знаем, что тебя никто не узнает.

Поздним вечером, когда стражники уже собирались закрыть ворота города, на горизонте, на фоне заходящего солнца, показался караван. Двадцать коней, нагруженных кувшинами и мешками, спешили укрыться за стенами гостеприимного города. Стражники ждали. Им торопиться было некуда. А сборщик налогов радостно потирал руки.

Ждать пришлось недолго. Караван спешил, уставшие животные, чуя приближение долгожданного отдыха и обязательной кормежки, шли сами – не было никакой нужды их подгонять. И вот первые двое коней ступили на городскую землю. На них ехали важный одноглазый купец и его черный слуга. За ними в ворота города втянулся остальной караван. Тяжелые створки ворот со скрипом и грохотом закрылись. Одноглазый караванщик спешился и сладко потянулся. К нему уже спешил радостный сборщик налогов.

– Салам алейкум, почтенный…

– Хасан. Так меня зовут. – Одноглазый бородач изволил заметить обиралу, и повернул к нему голову. – Салам, салам. Думал, не успеем, и придется заночевать под стенами города.

– Зря беспокоились, почтенный Хасан. Двери нашего города всегда гостеприимно открыты для всех страждущих, но все имеет свою цену.

– Ты прав. Назови свою цену, э-э…

– Ваш покорный слуга Маруф, – почтительно склонился сборщик налогов.

– Назови свою цену, слуга Маруф, – произнес Хасан, широко зевнув.

Маруф недоуменно моргнул, пытаясь сообразить, оскорбили его, или у караванщика просто такая манера общения. Он долго смотрел в его непроницаемое лицо, жуя губами, потом все-таки решил не связываться с заносчивым купцом, ведь неизвестно еще, кто он и каковы его связи.

– Да, – сказал Маруф собственным мыслям. – Значит, так. –

Он вытащил из-за пазухи внушительный свиток и развернул его.

– Начнем с того, что доблестной страже пришлось задержать закрытие ворот на… – Маруф обернулся к высокому постаменту с установленными на нем огромными песочными часами и что-то прикинул, – на сто песчинок. С вас два динара!

– Крохобор! – тихо произнес Хасан.

– Что вы сказали, почтеннейший? – не расслышав, выставил левое ухо Маруф.

– Я говорю, разумеется! Один золотой, чего ж тут непонятного?

– Нет-нет, – запротестовал Маруф. – Я сказал: два золотых. Два!

Он показал караванщику два пальца, решив, что тот несколько глуховат.