Решетников вышел из больницы и сел в машину. Тревога, отчаяние, предельное утомление подкосили его дух. Подумав, он вдруг понял, что должен сделать.
Решетников приехал на набережную и написал Ольге: «Оля, мне надо тебе рассказать».
Ольга прислала ответ: «?»
«Выйди куда-нибудь на лестницу. Я позвоню», – написал Решетников.
Ольга согласилась.
– Оля, я все понимаю, – начал Решетников. – И ты можешь повесить трубку в любой момент. Попробую залезть тебе в голову. Ты устала. Ты мучилась, ты чувствовала себя виноватой, металась между мной и Завадским. Только-только у тебя все устаканилось. Тебе кажется, что ты его любишь. Наверное, так оно и есть, я не знаю… Ты обрела заслуженное счастье… И тут выясняется, что у меня было «Алиби»… И что я знал все… И да, манипулировал… я пытался просто понять тебя… честно пытался спасти семью… это не оправдывает меня, нет… и тебя злит даже не то, что я сейчас обманул, тебя злит, что я обманывал тебя всю жизнь с этим «Алиби»… Это мой кармашек. Параллельная жизнь. И, наверное, да, я должен был тебе рассказать про «Алиби», ведь мы семья, все такое, во всяком случае так было… Я тебе расскажу… Пусть поздно, но расскажу… Почему оно появилось – «Алиби»…
Об этой истории Решетников вспоминать не любил – слишком много боли было с ней связано. У Петра был брат старший – Вадим, прекрасный, добродушный, жизнерадостный парень, источающий обаяние и позитив. Он был счастливо женат, очень любил свою Настю, но все-таки при такой натуре не мог не источать свои флюиды еще и на других женщин. Не то чтобы он был прожженным изменщиком, но иногда случалось – оступался, о чем горячо сожалел и всегда старался, чтобы жена ни о чем не узнала. В этих случаях он обращался к Петру. Решетников выручал брата, всякий раз придумывая все новые алиби. Но Настя была далеко не дура, и обманывать ее становилось все труднее. Да и устал Решетников от всего этого. Саше было десять лет, когда Вадим разбудил Петра ранним утром.
– …Значит, я зашел к тебе вчера вечером, мы обсуждали говенный сценарий, который я должен снимать, и забухали от тоски. Так и скажи, такая русская тоска напала, хандра. О, хандра, хорошее слово. Настя такие любит.
– Вадим, нет, Настя меня уже ненавидит. – Решетников покачал головой.
– Нет, нет, она тебя только недолюбливает. Короче, мы забухали, я должен был уехать на такси, но тебе стало меня жалко, мол, Вадимыч такой талант, а приходится за деньги снимать всякую ерунду. Вот так скажешь. Он мне брат, я его люблю, родная кровь и никак… Короче, выручишь?
Решетников нехотя согласился:
– В последний раз.
Вечером того же дня на подходе к машине он увидел поджидавшую его Настю.
– Он же не был у тебя. – Решетников увидел ее заплаканное лицо.
– Насть, ну мы засиделись, извини, – как можно убедительнее сказал он.
– А вот по тебе видно, что ты не пил всю ночь.
– Я пропускал. – Петр отвел глаза.
– Скажи мне правду. Мне все врут, я так не могу.
– Настя. Я ничего сказать не могу, Вадим пришел, принес сценарий, попросил что-то с ним сделать, невозможно снимать… На него такая хандра напала, ну выпили… Утром ушел, ну не с самого утра.
Пока Решетников говорил, Настя, не сводя с него глаз, достала телефон и набрала чей-то номер.
– Вадим, привет, я у Пети. Представляешь, он все-таки признался, что тебя у него не было. И в этот раз, и раньше. Хоть один человек сказал мне правду.
Услышав ответ, Настя заулыбалась. От вида этой улыбки Решетникову стало совсем худо.
– Спасибо, Вадим. Наконец-то ты говоришь правду. Спасибо. Нет, мы больше не вместе, но зато мы честны. Спасибо.
Настя отключила телефон.
– Он любит тебя, – сказал ей Решетников.
– Я знаю. Он молодец. Ты ему понадобишься теперь – у него будет настоящая хандра.
Глядя ей вслед, Решетников понял, что не стоит и пытаться ее возвращать.
В тот же день Вадим разбился – въехал в столб на скорости сто пятьдесят километров в час.
– Если бы у него было нормальное алиби, они были бы вместе. Ты не повесила трубку, значит, ты слушаешь.
Ольга молчала, но по ее прерывистому дыханию Решетников догадался, что она плачет. Он терпеливо ждал, когда она заговорит.
– Может быть, ты кого-то спас, не спорю. Но нас ты разрушил, Петя. Давай попробуем остаться друзьями.
– Не останемся мы друзьями, Оля. Не сможем. Мы не будем скандалить. На людях. Этого не будет. И самое интересное, что изменила ты, а виноват я. Это и есть драматургия. Никаких друзей.
Ближе к ночи Решетникову стало невмоготу сидеть в одиночестве в гостиничном номере. Он отправился в бар, увидел там ту самую девушку, которая несколько дней назад предлагала ему отлично провести время. И в этот раз она явно узнала его и была не против возобновить общение. Но, видно, где-то на скрижалях судьбы было предначертано иное. Пришло сообщение от жены: «У Саши был приступ. Он в реанимации. Не приезжай. Просто помолись!»