Алиби. Искусство обмана

Они заказали еду и вино. Заметив, что Петр то и дело подливает ей в бокал, а сам прихлебывает воду, Ольга игриво покачала головой:

– Ну чего ты в самом деле!

– Я за рулем, – оправдывался Решетников.

Разрумянившаяся Ольга игриво посмотрела на него. Наконец, она задала вопрос, который не давал ей покоя все прошедшие дни:

– А с кем ты там живешь? Нет, мне просто интересно. Ты вроде как однолюб, сам же настаивал, а не прошло и… сколько… и ты уже влюблен?

Решетников лукаво прищурился:

– А кто сказал, что я влюблен? Страсть меня обуяла – это да.

– Не подумай, что я влезаю, но…

– Я именно подумаю, что ты влезаешь. Ты про себя расскажи, как Завадский? Все так же хорош? Красив? Романтичен?

Ольга погрустнела:

– Он – идеал, это скучно.

Она взяла бокал с вином и сделала несколько глотков, по ее виду чувствовалось, что ей неприятно говорить на эту тему.

– А что договариваться, – насупившись, сказала она, – квартиру ты нам оставил. Это невероятно благородно. Главное одно: Саша. С кем он?

– Я хочу, чтобы он остался с тобой. Так будет правильно. Нет, я, конечно бы, хотел, чтобы он со мной, но это эгоизм. Объективно – он должен остаться с тобой, а я с ним по выходным на карусели и в кино.

Ольга невесело усмехнулась:

– Ну не надо быть таким хорошим. Что ты сразу все отдаешь?

– Я виноват в том, что сейчас с нами.

Ольга качнула головой:

– Мы оба виноваты.

Решетников накрыл ее руку своей.

– Олечка, я сделал так, что ты почувствовала себя одинокой. Это сделал я. Не специально, но… так что давай не будем спорить. Будем привыкать быть самыми лучшими бывшими на земле. Чтобы и Саше было приятно. Мы все равно его родители.

– Все-таки развод…. – Взгляд Ольги затуманился.

– Ну а как?

Ольга улыбалась, но глаза ее наполнялись слезами. Решетников сказал:

– До встречи в ЗАГСе. Давай в понедельник?

Ольга молча кивнула. Они подняли бокалы и чокнулись. Обоим было очень грустно, и никто из них не делал больше попыток шутить.

На следующий день в офисе Решетникова неожиданно возник Рудов. Петр, не здороваясь, сухо посмотрел на него:

– Я же сказал, что с тобой никаких дел.

Рудов достал из портфеля пачку денег и положил на стол перед Решетниковым.

– Что это?

– Вторые пятьдесят тысяч от Клюева. Растлили его жену, мне очень понравилось.

Решетников был обескуражен:

– В каком смысле?

– А ты думал, такой клиент к тебе просто с улицы зашел? Вот деньги, они твои в любом случае.

– Да, это мои деньги, – сказал раздосадованный Решетников. – Свободен.

Рудов, словно не слыша, сел напротив.

– Я предлагаю тебе только таких клиентов. Мороки минимум, денег максимум.

– Мне не нужны деньги.

– Деньги всегда нужны. С помощью денег можно сделать много хорошего.

Решетников бросил взгляд на планшет, где под фотографиями больных детей в шестизначных цифрах была указана стоимость лечения.

Рудов продолжал:

– От ста тысяч долларов. Сколько хорошего можно сделать… и еще, тебя как-то резко перестали беспокоить твои бывшие клиенты, думаешь, кто решил этот вопрос?

Решетников старался не смотреть на Рудова, чтобы не сорваться:

– Все мои люди остаются со мной.

– Вся твоя команда – пожалуйста. Ты главный. Посмотрел договор?

– Нормальный договор, – сказал Решетников, кивнув на корзину для мусора, откуда торчали обрывки разорванных бумаг.

Рудов, словно зная все заранее, спокойно достал еще два экземпляра и положил на стол перед Решетниковым. Затем вынул роскошную ручку и положил рядом:

– Это презент тебе от нашей новой компании «Алиби».

– Спасибо.

Решетников взял ручку и подписал договоры. Рудов аккуратно сложил их в портфель и сказал, протягивая руку Решетникову:

– Увидимся завтра.

Решетников словно не видел протянутой руки.

Рудов, широко улыбаясь, продолжал стоять с вытянутой рукой.

– По договору ты должен пожимать мне руку всегда, когда я ее тебе протяну.

Решетников молча пожал руку Рудова, понимая, что иначе от него не отделается. Не успел он облегченно перевести дух, как голос за спиной заставил его вздрогнуть:

– Зачем человеку деньги – я понимаю. Когда у тебя есть впереди лет пятьдесят, можно хорошенько покуражиться, потом успеть раскаяться, и все нормально. Но тебе, когда осталось столько, на хрена тебе монеты, Петя? – говорил Федор Михайлович.

Решетников ответил первое, что пришло в голову:

– Благотворительность. Буду больным детям помогать.

Достоевский остался глух к такому аргументу.

– Зачем ты с этим отвратительным типом сошелся? Он демон.

Решетников зло посмотрел на гения:

– А вы ангел, выходит?

– Ладно, смерти ты не боишься, бывает, но в ад попасть ты же не хочешь?

– Это за то, что я людям помогаю?

– Нет, это как у Данте: в одном из кругов ада были те, кто при жизни мог, но не использовал свой дар. Твой дар – писать романы.

– Да пишу я, пишу.

Увидев, что Достоевский не собирается с ним соглашаться, Решетников спросил:

– Что-то еще хотите сказать?

– Да что-то надо сказать тебе, такое, чтобы как хлыстом, но ничего в голову не приходит. Даже из своих не могу припомнить, столько наговорил за жизнь, а ничего не… – Федор Михайлович помолчал. – Есть одна… Сдохнешь, как свинья, батенька.

– Это откуда у вас такая цитата?

– Это из ненаписанного.