ГИЛБЕРТ АДЭР

АЛИСА В ЗАИГОЛЬЕ

Пересказ Владимира Тихомирова

Художник Дженни Торн

Посвящается Элизабет Мэри Элиот

Глава I. Иголка в стоге

Алисе никак не удавалось вдеть нитку в иглу. Время за этим трудным делом текло незаметно, но песок в песочных часах на каминной полке бежал ужасающе быстро, этого Алиса не могла не заметить — только что ей пришлось снова перевернуть их!

«Надо поторопиться, — подумала она, — иначе душегрейка для бедной Дины не будет готова и к следующей зиме».

Диной звали кошку, весьма почтенного возраста и вечно сонную. Её хозяйка с гордостью сообщала всякому (всякому, кто соглашался её выслушать): «Знаете, у этой кошки было уже столько котят — столько котят! — ну, просто числа им нет! — целых десятнадцать штук! А может быть, и вдвое больше». (Алиса бегло считала от одного до двадцати, однако между девятнадцатью и двадцатью всякий раз спотыкалась, удивляясь: а куда же делось десятнадцать?)

У десятнадцати котят народились свои котята — Динины внукотята

, а у тех — свои. «Кем же они приходятся Дине? — соображала Алиса. — Пракотятами, что ли?»

Хорошее слово, решила она с мечтательной улыбкой, вспомнив, как прокатывались (а вернее сказать, прокотятывались) по комнате крошечные пушистее комочки. И сразу погрустнела: слишком уж скоро их одного за другим — такова котячья участь! — разобрали её друзья, те, кому разрешили взять котёнка домой.

Впрочем, дело не в них, а в бабушке Дине. На дворе всего лишь первые дни декабря и больших морозов ещё нет, а бедняжка уже зябнет — вон она, свернулась плотным шерстяным клубком на коврике перед камином, поближе к теплу. Каково же ей будет, когда грянет настоящая студёная зима? Вот почему Алиса наконец собралась пришить оторвавшуюся пуговку к маленькой шерстяной душегрейке, которую много зим тому назад связала её сестра (разумеется, Алисина, а не Динина). Да только от иглы и нитки мало проку, если не вдеть эту самую нитку в эту самую иголку…

Хорошенько прицелившись, Алиса попыталась ещё раз, и — опять мимо!

— Вы, сударыня, растяпа! — сердилась она, мусоля во рту растрепавшийся кончик нити. — Держали бы иголку чуть правее — и вошла бы нитка прямо в ушко, да ещё бы место осталось!

В ушко? Тут Алисины мысли опять свернули в сторону. Почему игольное ушко называется «ушком»? Разве через него можно что-нибудь услышать? Нет. Зато, если в него заглянуть, кое-что можно разглядеть. Пусть это будет «глазок», решила Алиса и наградила иглу и нитку самым строгим взглядом, какой только могла изобразить.

— Нуте-с, голубушка, будьте столь любезны, откройте глазок пошире! — потребовала она у иглы. — Иначе мы с вами провозимся целый день!

Впрочем, будучи хоть и маленькой, но тем не менее очень честной девочкой, она готова была признать, что сама наверняка бы зажмурилась, если б ей стали тыкать ниткой в глаз.

— А ты, — обратилась она к нитке голосом своей няни, — не сутулься, пожалуйста! И голову держи прямо!

На этот раз Алиса приближала нитку — ближе, ближе, ближе — к игольному ушку (или все-таки глазку?) куда осторожней и внимательней и была совершенно уверена, что теперь уж не промахнётся. Однако в самый последний момент, когда все усилия, казалось, вот-вот увенчаются победой, нить вдруг заартачилась, наморщила (так представилось Алисе) нос и юркнула влево.

— Понятно, — вздохнула Алиса, — надо было держать иголку чуть левее.

Прошло уже больше часа. Нить с иглой по-прежнему избегали друг друга — либо та умудрялась прошмыгнуть мимо, либо эта уклонялась от встречи.

У Алисы руки опустились, и нитка с иголкой как-то сами собой оказались в кармашке ее передника. (Никогда не кладите иголку в карман — сами же и уколетесь!)

«Хорошо бы сейчас свернуться калачиком рядом с Диной, — подумала Алиса, — сил больше нет заниматься шитьём. Скукотища! Бессмыслица!»

И тут рядом со словом «бессмыслица» в памяти у неё всплыло другое слово — угадайте какое? Абракадабра! Именно на него она наткнулась нынче утром, едва открыла первый том большого словаря, найденного в одном из книжных шкафов. Дело в том, что Алиса решила пополнить свой словарный запас и ежеутренне, начиная с этого утра, заучивать по одному новому слову; однако учиться самой, по правде говоря, не так интересно, как учить других, вот Алиса и надумала привлечь к занятиям бедную Дину, у которой слов в запасе вовсе не было.

— Ах, как хорошо нам будет коротать время за приятной беседой, — сказала она то ли кошке, то ли самой себе.

И надо же, какое невезение! — словарь открылся на самом трудном, самом бессмысленном, самом акающем слове на свете — АбрАкАдАбрА!

Нет, обучение лучше начать с чего-нибудь попроще, решила Алиса и, отыскав свою первую книжку для чтения, принялась твердить Дине: «Кошка села на рогожку» — собственно, из этого стишка и состояла вся Глава Первая. Но, похоже, стишок про рогожку был интересен Дине не больше, чем абракадабра.