Алька Верник и наследие предков

– Почему ты? – не то чтобы я была против, но спросить потребовала моя совесть.

– Верник, – раздался веселый смех друга, – за пять лет учебы ты этого так и не заметила. Придется озвучить прописную истину для ничего вокруг не замечающих курсанток – я мужчина!

– А я – твой командир, – подало голос мое упрямство.

– Иди за мной, командир, – саркастически хмыкнул он, и фигура впереди двинулась.

Так трудно, как эти 800 метров, мне в жизни не давалась ни одна дистанция. Даже продираться сквозь сугробы за Погодиным было довольно тяжело. Проторенная тропка тут же засыпалась новыми порциями наносимого снега, а ветер сбивал с ног.

– Прошли восемьдесят метров, – сообщала Хунька, – как слышите?

– Слышим хорошо, – отвечал Стас.

– Пятьсот… шестьсот двадцать… Семьсот…

По спине неприятными струйками стекал пот. Он бы тек и по лицу, застилая глаза, но я включила обдув, чтобы хоть что-то видеть.

– Стоп! – скомандовала подруга, – предположительная линия огня. Стас, выпускай первую «стрекозу».

Робот-насекомый, преодолевая шквалистый ветер, тяжело поднялся в воздух и пересек невидимую черту. Неправильная, рваная траектория ее полета сыграла на руку. Красные вспышки метнулись в сторону «Стрекозы», но лишь расплавили снег под ней. Два следующих луча мелькнули через какое-то время, снова не причинив вреда нашей помощнице.

– Пятнадцать секунд на перезаряд, – сказала Хунька, – Жорик говорит, что там установлен самый примитив, но примитив опасный! Поняли когда вам нужно двигаться? До скалы девяносто два метра.

– Да, поняли, – отозвалась я, и «стрекоза» вновь поднялась в воздух.

Следующие полчаса стали моим личным кошмаром. Несколько раз смертоносные лучи плавили снег буквально в метре от меня или Стаса. Мы ждали красных вспышек, разрезающих снежную пелену, и тут же начинали движение. Но какое расстояние можно пройти за пятнадцать секунд в таких условиях? Метр? Полтора?

– Стоп! Вперед! Вправо, обходите валун! – раздавались команды Хуньки.

А мы упорно сантиметр за сантиметром продвигались вперед, пока перед нами не выросла отвесная стена.

– Лазерные установки находятся на соседних скалах, – сообщила Хунька, – устранить их, не задев вас – невозможно. Держитесь, ребята! Впереди двадцать самых непростых метров и вы на месте.

– Да, – вздохнул Стас, – и осталось две «стрекозы».

– Зато сейчас вы в глухой зоне и можете передохнуть.

– Перед смертью не надышишься, – философски заметила я, опускаясь прямо в снег рядом с Погодиным.

– Поживем еще, старушка! – наигранно весело откликнулся он, обнимая меня за плечи.

А ветер продолжал хлестать нас снегом, причем направление его порывов предугадать было совершенно невозможно.

– Идем? – спросила я, спустя пять минут, когда дыхание выровнялось, а противные липкие струйки пота перестали скользить по позвоночнику под костюмом.

– Да, пора, – серьезно откликнулся друг, – Аль?

– Что?

– А ты знаешь, что я был в тебя влюблен все это время?

– Знаю.

– Хорошо.

– Погодин, ты что? Это ты так прощаешься со мной?

– Всякое может быть, – хмыкнул он в ответ, – просто сейчас мне важно, чтобы ты это знала.

– Мы выживем, не смотря ни на что! – и сцепив зубы, я направилась к скале, – Хунь, мы готовы.

– Выпускайте «стрекозу»! – скомандовала она. Голос в наушниках был не четкий и дребезжал, словно шли какие- то помехи, – …оей… оманде!… связью!

Сейчас движение не требовало огромных энергозатрат, но стало еще более опасным и рискованным. На отвесной, идеально ровной поверхности скалы мы были открытыми мишенями для лучей. Все действия сложились в последовательность вспышка – болт в скалу из пневмопистолета – тридцать сантиметров вверх. На третьем метре мы потеряли предпоследнюю «стрекозу», на седьмом – последнюю… и связь с Полканом. Больше голоса Хуни не было слышно и даже помех в эфире. Словно передатчик просто перестал работать.

– Дела! – выдохнул Стас. Слава всем Богам, переговорное устройство в костюмах еще работало и мы могли друг друга услышать, – что делать будем, Аль?

– Ты будешь вбивать болты, а я – отвлекать внимание. Другого выхода все равно нет, как и обратной дороги.

Последующий путь свелся к тому, что я кидала, как можно дальше, какой-нибудь предмет, лазерные лучи прошивали воздух, и мы поднимались еще на тридцать вожделенных сантиметров.

– Вижу пещеру, – раздался голос Погодина, – полтора метра над нами. Аль, еще немного.

Полтора метра – пять предметов – пять раз по тридцать сантиметров и пять вспышек, каждая из которых может стать последней для любого из нас. Метр двадцать… девяносто сантиметров… шестьдесят… тридцать… Погодин подтягивается и…

– Я на месте, Алюш, – говорит он ободряющим, успокаивающим тоном, – сейчас отвлеку установки и подниму тебя, потерпи.

А я что? Я терплю! Что-то летит из пещеры, полыхают вспышки, и крепкие руки друга втягивают меня внутрь, но… То ли мы замешкались, то ли просчитались… В общем, где-то мы явно ошиблись, пространство разрезает очередная вспышка, а мою ногу обжигает невыносимая, нечеловеческая боль. В наушниках раздается крик, стон и ругань. Кажется это мой голос. Никогда за собой не замечала любви к грубым словам.