Алкаш в газете

— Очень много чего, — ответил я. — У тебя есть время и магнитофон?

Седой удивленно посмотрел на меня и сказал:

— Найдем.

Вечером мы сидели на «конспиративной» квартире у тетки Седого и слушали одну из аудиокассет. Шелестюк говорил четким, поставленным голосом:

— В общем, мы решили как… Надо сделать это. Пора прекратить всяким мудакам руководить делами, в которых они ничего не смыслят. Бомберг давно уже напрашивается…

— Любишь ты, Иван Валентинович, комбинации всякие запутанные… — послышался голос Ливанова. — Надо же такое придумать, — по сути дела, одним взрывом убить двух зайцев.

— Как взорвать… — с усмешкой произнес Шелестюк. — Думаю, что гораздо больше. Иметь карманную газету для меня очень важно. Без прессы большой политики не сделаешь. Если эти уроды вообразили себя Бог знает кем, мы всегда найдем способ указать им свое место.

— Тем более если оно на кладбище, — здесь Ливанов, похоже, тоже ухмыльнулся.

Я выключил магнитофон и сказал:

— Ну вот, теперь мы точно знаем, кто стоит за всем этим грязным делом.

— Да, — протянул Седой. — Господи, сколько во всем этом деле говна! Слушай, а какой мастер этот вице-мэр! Он же почти обыграл тебя. Ты же ему поверил, что заказчиком является Кострюков!

— Погоди, игра еще не закончена. У Шелестюка еще много возможностей.

В этот момент раздался телефонный звонок. Звонил Дынин.

— Вовк! Это я. В общем, тут такие дела! Кассеты так потрясли наше руководство, все управление на ушах. Завели ряд уголовных дел. Что же касается кассет Шелестюка, тут облом вышел…

— Что случилось? — напряженно спросил я.

— Забрали их у меня, Захимовичу отдали. Сказали, что эти улики по его делу должны проходить.

— Понятно. Если что еще, звони. Мы здесь будем.

— Хорошо, — сказал Дынин.

Я передал информацию Седому.

— И чего ты опасаешься?

— Сам не знаю. Но Шелестюк сложа руки сидеть наверняка не будет, информация до него уже дошла…

…Утро следующего дня подтвердило правильность моих выводов. Шелестюк действовал. В девять утра, когда мы с Седым собрались уже выходить из квартиры, позвонил Дынин. Он сообщил, что ночью из сейфа Захимовича были похищены вещественные доказательства, в том числе три кассеты с записями. Прокуратура рассматривает вопрос о привлечении Захимовича — за халатность.

— Ну вот, Шелестюк сделал свой ход, — констатировал я.

— Каковы наши шаги? — спросил Дынин.

— Встретимся через час в городской прокуратуре.

Я собрал все имеющиеся у меня материалы в портфель, положил туда же три аудиокассеты и отправился на встречу с Дыниным. Тот уже ждал меня в вестибюле прокуратуры.

Поднявшись на второй этаж, мы направились в приемную Кадочникова, прокурора города.

— Слушай, а может, сразу в Генеральную рванем с этими документами? — предложил Дынин.

— А ты не думаешь, что нас вот-вот застрелят? Думаю, это наш последний шанс. Расскажем все как есть, а там посмотрим.

И мы вошли в кабинет прокурора.

Вышли мы оттуда через три с половиной часа, в течение которых изложили весь ход расследования и связанные с ним проблемы. Кадочников внимательно выслушал нас, принял документы и заверил, что приложит все силы для того, чтобы закон восторжествовал.

Выйдя из прокуратуры, я сразу поехал домой. Дынин же вернулся к себе в управление. В ближайшие часы должно было подтвердиться, правильно ли мы поступили. Я вполне осознавал, что от этого может зависеть и моя жизнь.

Все решилось в семь часов вечера. Мне домой позвонил Дынин и сообщил, что ему поручен арест Шелестюка.

Эпилог

Спустя неделю мы сидели в кабинете Седого и слушали восторженный рассказ Дынина о том, как он «брал» Шелестюка. Всем известно, как тактично Дынин разговаривает с подозреваемыми и как аккуратно он застегивает наручники на их запястьях, когда защемляется кожа. Я предположил, что вице-мэр пережил один из самых приятных моментов своей жизни.

В редакции же мы собрались по тому поводу, что сегодня состоялось общее собрание коллектива газеты, на котором выступил главный редактор Василий Гармошкин. По этому случаю он надел дорогой костюм, белую рубашку и лучший свой галстук, который он купил, видимо, будучи в составе профсоюзной делегации в Венгрии лет двадцать назад. Можно было с полным основанием воскликнуть: «Да здравствует король!» Лишившись конкурентов и освободившись от опеки сверху, Гармошкин явно брал власть в свои руки. Он произнес пламенную речь о том, что дела в газете шли не слишком хорошо, обстановка в коллективе была явно нездоровой и совершенно не способствовала творчеству. Огласка финансовых махинаций тяжело отразилась на ее престиже. Однако Гармошкин выразил уверенность, что у газеты — светлое будущее.

— Не случайно процесс самоочищения газета начала с самой себя, — заявил он. — Именно сотрудники редакции провели серьезнейшее расследование, в результате которого было возбуждено несколько уголовных дел. Я думаю, что нынешнее положение будет отправной точкой в деле возрождения газеты.