Алхимия иллюзий

К счастью, ворота, через которые фургон въехал сюда, были открыты. Вика устремилась прочь, однако была вынуждена остановиться, потому что чувство онемения в ногах еще не прошло окончательно.

Тут она заметила плачущую маму, которую под руку вел по противоположной стороне улицы, явно по направлению к стоянке с фургоном, Титов. Он что-то говорил и понимающе кивал.

Вика рывком выпрямилась, а затем, вскинув руки вверх, закричала изо всех сил:

— Мамочка, беги прочь! Это он убил папу! Он!

Мама, вздрогнув, сначала не поняла, откуда идет голос дочери, зато Титов, устремив на Вику злобный, полный ненависти взгляд своих арктически-ледяных глаз, попытался удержать маму за локоть.

Наконец мама увидела дочку, которая, двигаясь к дороге, махала ей рукой и дико кричала. Вика заметила, как Титов попытался двинуться прочь, утаскивая за собой маму, но та, вырвавшись, ударила его по шее, а потом сама заголосила.

Прохожих было немного, но те, что шествовали по улице, явно заинтересовались происходящим. Двое мужчин, молодой и пожилой, а также группка девчонок-школьниц устремились с разных сторон к маме. Тогда Титов, сверкнув глазами, с дикой силой отпихнул ее от себя и бросился через дорогу прочь.

Вика, вне себя от счастья — ведь все завершилось! — побежала навстречу к маме, но на выходе со стоянки зацепилась ногой о большой моток ржавой проволоки и полетела на гравий.

Вика услышала возглас мамы, ее крик: «Доченька, я иду к тебе!» А потом последовал визг тормозов, вопли и глухой звук удара.

Длилось все это от силы две, быть может, три секунды, и все это время Вика была занята собой, тупо таращась на ободранные кровоточащие ладони и рассеченную коленку. А когда она подняла голову, то увидела, что около сетки-ограды под странным углом стоит самосвал, а на улице толпятся люди.

Вика попыталась глазами отыскать маму, но не смогла. Неужели она бросилась за Титовым? Нет же, она ясно сказала, что идет к ней, своей дочке.

Ей ведь надо было всего лишь перейти через дорогу…

И тут взгляд Вики упал на желто-черную туфлю. Это была туфля мамы. Туфля лежала всего в каких-то пяти метрах от того места, где на гравии застыла Вика.

Девушка поднялась, шатаясь, подошла к туфле, подняла ее, а потом вдруг заметила, что на проезжей части лежит тело.

С другой желто-черной туфлей на ноге. Тело ее мамы.

Вика плохо помнила, что произошло дальше. Кажется, она бросилась вперед, расталкивая притихших школьниц. Кажется, попыталась схватить неестественно вывернутую голову мамы. Кажется, опустилась на коленях в солидную лужу крови, которая успела к тому времени образоваться на пыльном теплом асфальте. Кажется, кричала, визжала и даже пыталась укусить за ладони мужчин, которые, схватив ее с обеих сторон, оттащили на тротуар.

В себя Вика пришла оттого, что кто-то прижал ее к себе — это был бледный, трясущийся, жалкий Виталик. Он на полном серьезе произнес, трепеща:

— Если тебе надо выплакаться, то…

И сам зарыдал во весь голос. Рухнул на некогда белый, а теперь серый бордюр, на котором апатично восседала Вика, и, уткнувшись девушке в грудь, заплакал, как ребенок.

Вика, перебирая пальцами его блондинистую, спутанную, покрытую слоем пыли шевелюру, лениво следила за тем, как практически одновременно к месту происшествия прибыла «Скорая», а также милицейский «уазик».

— Викунька… Твоя мама… — Виталик поднял на нее полные слез глаза и снова зарыдал. — Она… Мне очень жаль… Поверь мне как медику — это произошло мгновенно… Сделать было ничего нельзя…

Вика не сомневалась в том, что мама мертва. Так же, как и мертв был ее отец. И его, и ее забрал Титов.

Он их убил.

К водителю самосвала, нервному невысокому мужичонке в мятой, слишком ему большой, майке-«алкоголичке» и синем подвернутом трико, в пестрых сланцах на босу ногу, Вика ненависти не испытывала.

Она вообще ничего не испытывала, продолжая перебирать грязные кудри рыдающего Виталика.

К ним подошел морщинистый милиционер, который, представившись, о чем-то спросил.

Вика не слышала и не хотела слышать: ей было все равно. Она вдруг увидела, что мамина туфля лежит подле нее. Вика никак не могла отвести взгляд от нее и от жирной изумрудной мухи, вдруг с жужжанием усевшейся на большое кровавое пятно на внешней стороне каблука.

Да, Титов забрал у нее сегодня, в день рождения своего «отца», папу и маму.

— Титов! Виктор Титов! — До Вики вдруг дошло, что Виталик больше не прислоняется к ней, а, возбужденно размахивая руками, старается что-то объяснить скептически смотрящему на него представителю правопорядка.

— Он нас похитил. Вместе со своим отцом. Ну, не отцом, а своего рода учителем, которого тот считал своим отцом…

— Так отцом или учителем? — уточнил, сдвигая на затылок фуражку, милиционер, старательно записывая невесть что в крошечный блокнотик.

— Своим ментором! — закричал истошно Виталик. — Вы знаете, кто такой ментор и как это пишется? Вам по буквам продиктовать, товарищ лейтенант? М-Е-Н-Т…