Алхимия советской индустриализации

В результате, тогда как количество продовольствия и товаров в торговле страны резко снизилось, количество денег у населения быстро росло. Началось расхватывание товаров. Председатель Госбанка Г. Л. Пятаков сообщал (1930):

Из продажи исчез шелк, расхватываются примуса, швейные машины и т. п. Из Нижнего Новгорода, из Чернигова пишут, что крестьяне в стремлении сбыть бумажные деньги покупают все, что попадает под руку. Характерно сообщение из Харькова о том, что там в короткий срок был совершенно раскуплен магазин антикварных вещей.

Рубли обесценивались, крестьяне отказывались продавать за бумажные деньги, люди переходили к бартеру. Меновыми единицами на базаре стали мыло, нитки, махорка, сахар, мануфактура, обувь. На 100 г махорки можно было выменять 400 г масла или десяток яиц.

К концу 1930 года продовольственный и товарный кризис царил в городах и поселках. Помимо хлебных и мясных карточек, официально узаконенных правительством, в регионах несанкционированно нормировалось снабжение всех основных продуктов – рыбы, крупы, растительного масла, сахара… Ассортимент товаров резко сузился, полки в кооперативах стояли пустыми. Политбюро пыталось остановить бурное и хаотичное распространение норм, карточек и их суррогатов. Еще в декабре 1929 года оно запретило вводить нормирование без санкции Наркомата торговли. Но вакханалия продолжалась.

ОГПУ, которое следило за настроением населения, докладывало о росте недовольства. Вот примеры из сводок ОГПУ:

Как в колхозы начали загонять, жрать буквально нечего стало.

Скоро и картофель будет выдаваться по карточкам.

Эта пятилетка загонит рабочих в гроб. Жить стало хуже, чем до революции.

Что толку, что стали работать по семь часов и зарплату повысили, когда есть нечего.

Довольно поели мяса, пора на 13 году революции и за конину приниматься. При соввласти пора отвыкать от еды.

Детей кормим хлебом с солью, сами едим только хлеб.

Утром уходишь не евши, а на обед в столовой дают какую-то бурду без мяса. 100 гр мяса на всю семью. Думали колхозами устранить кризис, а получилсь наоборот. Жрем конину.

Страна идет к гибели из‐за перегибов в деревне.

В первом квартале 1930 года в промышленности произошли 92 забастовки (в 1929 году – 66), девять из которых были непосредственно вызваны плохим снабжением. Волнениями были охвачены главным образом те отрасли промышленности, где доминировал женский труд. На плечах женщин лежала обязанность достать продукты и накормить семью, они первыми чувствовали ухудшение продовольственной ситуации. Кадровые рабочие-мужчины в основном сохраняли спокойствие, но и в их среде был замечен рост недовольства. До 1929 года в металлообрабатывающей промышленности, например, забастовки не были зарегистрированы. В 1929 году только одна из 67 забастовок была вызвана перебоями в снабжении, тогда как уже в первом полугодии 1930 года таких забастовок было четыре (из 22).

Продовольственное положение в деревне тоже ухудшилось. Государственные заготовки истощали крестьянские запасы. По мнению экономистов, после заготовок 1929/30 года в деревне осталось на 6 млн т зерна меньше, чем в прошлом году. ОГПУ сообщало о случаях локального голода и голодных смертей зимой – весной 1930 года в Башкирии, Казахстане, Сибири, на Северном Кавказе и Средней Волге. Голод сопровождали его вечные спутники – нищенство, рост заболеваний, самоубийства.

Руководство страны отказалось взять на себя ответственность за ухудшение продовольственной обстановки и стало искать козлов отпущения. В 1930 году была «раскрыта» «контрреволюционная организация вредителей снабжения», которые пытались «создать в стране голод и вызвать недовольство среди широких народных масс и этим содействовать свержению диктатуры пролетариата». ОГПУ провело аресты в основных ведомствах, отвечавших за организацию снабжения, и 25 сентября 1930 года расстреляло 48 человек. Сталин лично принял решение о расстреле и публикации «признаний».