Алхимик

Едва только переступив порог, он почувствовал, что попал под обаяние этой женщины: волосы цвета озимой пшеницы обрамляли приветливое лицо с живыми и насмешливыми чистыми голубыми глазами. Мисс Баннерман прекрасно выглядела в своем элегантном деловом зеленоватом костюме и белой блузке с открытым воротом.

– Привет, – сказал он. – Я Коннор Моллой… Мы вроде уже встречались?

– Доброе утро, мистер Моллой. – Она подчеркнула слово «мистер», словно бы напоминая ему о правилах, но в то же время давая понять, чтобы он не воспринимал их слишком серьезно.

Хозяйка кабинета показала ему на один из стульев перед ее столом, и он уселся, положив папки на колени. Он прекрасно себя чувствовал в ее обществе, и ему нравилось насмешливое выражение ее глаз. Он заметил у нее ямочки на щеках и почти безукоризненную белизну зубов. «Мисс Баннерман, – подумал он, – а вы действительно великолепны».

– Хотите кофе?

– Не откажусь, спасибо.

Она встала:

– Черного или с молоком?

– Без молока и без сахара.

Коннор с удовольствием смотрел на нее, когда она вышла из кабинета. Она была невысокой, не более чем пять футов и три дюйма, у нее была стройная фигура, и она держалась с такой раскованностью, которая убедительно говорила о чувственности. Когда она вышла, ему потребовалось время, чтобы вернуться мыслями к документам, которые он держал на коленях, и к вопросам, которые было необходимо задать. Затем он осмотрелся в поисках каких-то сведений о ней.

Это был весьма элегантный кабинет, залитый якобы естественным светом и оборудованный техникой высшего класса, которая, впрочем, стояла по всему зданию. Здесь же имелись и кое-какие личные вещи, но их было немного: пара горшков с растениями на полу, фотография в рамке, на которой был изображен пожилой мужчина – он узнал в нем доктора Баннермана – с женщиной, выглядевшей как Монтана Баннерман в годах, и элегантный плащ «Берберри»[11], висевший на крючке на двери.

Он посмотрел на потолок со встроенными источниками света, панелями контроля температуры и уродливыми форсунками противопожарной системы и мрачно подумал, что же еще тут может быть скрыто.

«Да, она явно мятежница, эта молодая женщина, – подумал он. – Тут и вопросов быть не может. Просто ее нужно мягко уговорить; мол, осторожно, осторожно ловите обезьянку». Он не мог отделаться от чувства, что если правильно разыграет партию, то получит могущественного союзника. У нее великолепное положение; в данный момент ее отец эффективно руководит всей программой генетических исследований «Бендикс Шер», и практически нет информации, к которой она не имела бы доступа.

Она вернулась обратно с двумя термочашками:

– Боюсь, что на этом этаже кофе отнюдь не безупречен.

– Она мне это рассказывает, – улыбнулся Коннор, принимая чашку.

Монти уселась на свое место:

– Вы в группе патентов? Патентовед?

– Угу. Только я юрист по патентам… что-то вроде американского эквивалента.

– Откуда вы?

– Из Вашингтона. Бывали там?

– Да, – сказала она. – Несколько раз. Моему отцу довелось прочитать курс лекций в Джорджтаунском университете.

– Его я и окончил. Хорошее заведение.

– Мы уезжаем туда через несколько недель – ему предстоит рекламный тур в связи с его книгой. Она только что вышла в Штатах.

– О чем она?

– Ее название – «Генетическая бомба – холокост двадцать первого века».

Он посмотрел на нее и осторожно попробовал горячий кофе.

– Не очень ли противоречиво?

– Очень. Но мой отец не может не быть противоречивым. Что далеко не всегда идет ему на пользу.

– Я заметил, читая его публикации, что он не очень старается поддерживать нормы и правила, принятые в его профессии.

– Нет, он не старается.

– А вы?

– Я прилагаю все силы, чтобы он оставался таким же прямым и принципиальным.

– Вы не поддерживаете его точку зрения, что патентование ошибочно?

Она покачала головой, и Коннор заметил тень печали на ее лице.

– Мистер Моллой, мой отец – гений, но, как и многие гении, он не всегда осознает, что живет в реальном мире. Я понимаю его взгляды относительно распространения знаний, особенно по генетике, но искренне верю в систему патентования. Я верю в эту компанию – и чувствую, какие нам оказывают тут привилегии.

Коннор слегка упал духом, уловив искренность, с которой она говорила. Она отнюдь не старалась произвести впечатление.

«Дай мне время, – подумал он. – Дай мне время, и я заставлю тебя изменить мнение об этой компании. Обещаю».

17

Рединг, Англия. Вторник, 13 сентября 1994 года

Капли дождя шариками скатывались с блестящего капота маленького синего «ниссана». В салоне пахло лаком и политурой; виниловая поверхность панельной доски и крышка бардачка были отполированы до блеска, ковровые половички в машине отмыты с шампунем. В последний раз, когда Алан Джонсон сидел в машине своего тестя, он обратил внимание на ее убогое состояние: на полу валялись старые газеты, конфетные обертки, желтые стикеры. Должно быть, тесть специально прибрал в ней к похоронам.