Алхимик (сборник)

Он инстинктивно поскреб в затылке – так собаки сражаются с блохами. Бахрома фагана пометила сгибы его локтей и выглядывала из‑за потных ушей там, где заканчивались волосы. Иногда он шутил на эту тему: немного денег, и все можно поправить. Хорошая шутка. Но сегодня он чесался, и кожа за ушами растрескалась и покраснела. Он заметил, что привлекает внимание, и резко опустил руку. Затем Лао Ксиа передал сигарету Ли Шену.

– Сколько всего вакансий? – спросил Трэн.

– Три. Им нужны три клерка.

Трэн состроил гримасу:

– Мое счастливое число.

Ли Шен посмотрел на очередь через толстые стекла очков.

– Нас слишком много, даже если бы твоим счастливым числом были три пятерки.

Лао Ксиа рассмеялся:

– Нас четверо, и это уже слишком много. – Он постучал по плечу стоявшего перед ним мужчины. – Дядя, кем ты был раньше?

Незнакомец удивленно обернулся. Когда‑то он был видным мужчиной, но пиджак, выдающий кабинетного работника, и превосходные кожаные туфли почернели от угля.

– Я преподавал физику.

Лао Ксиа кивнул.

– Вот видишь? Мы все слишком квалифицированные для такого места. Я руководил работами на каучуковой плантации. У нашего собственного профессора имеются степени по гидродинамике и проектированию. Ху был превосходным врачом. Да еще наш друг из «Трех выгодных возможностей». Ни малейшего отношения к торговым компаниям, скорее многонациональные корпорации. – Он прищурился, словно пробуя слова на вкус. – Многонациональные.

Странные, могущественные, соблазнительные звуки.

Трэн смущенно потупился.

– Ты слишком добр.

– Фанг пай. – Ху затянулся сигаретой. – Ты был самым богатым из всех нас. А теперь мы здесь, старики, пытающиеся получить работу, предназначенную для молодых. Любой из нас имеет слишком высокую квалификацию.

В разговор вмешался мужчина, стоявший сзади:

– А я был членом исполнительного совета «Стэндард энд коммерс».

Лао Ксиа скорчил гримасу.

– Кого это интересует, придурок? Теперь ты никто.

Оскорбленный адвокат отвернулся. Лао Ксиа усмехнулся, сделал глубокую затяжку и снова передал сигарету Трэну. Ху толкнул его локтем, когда он собирался затянуться.

– Смотри! А вот и старина Ма.

Трэн оглянулся, одновременно затягиваясь сигаретой. На мгновение ему показалось, что Ма за ним следил, но нет, это было простым совпадением. Они находились в районе, где располагались фабрики фарангов. Ма работает на иноземных дьяволов, ведет их бухгалтерские книги. Компания, производящая пружины. «Спринглайф». Да, точно, «Спринглайф». Так что появление здесь Ма вполне естественно, он всего лишь приехал на работу, развалившись на сиденье за спиной потеющего велорикшы.

– Ма Пинг, – сказал Ли Шен. – Я слышал, он теперь живет на верхнем этаже. Вместе с самим Навозным царем.

Трэн нахмурился.

– Однажды я уволил его. Десять тысяч лет назад. Лентяй и вор.

– Он такой толстый.

– Я видел его жену, – сказал Ху. – И сыновей. Оба невероятно жирные. Они каждый день едят мясо. Парни толще любых толстяков. Трещат от протеинов «ю‑текса».

– Ты преувеличиваешь.

– Толще нас.

Лао Ксиа почесал ребра.

– Бамбук толще тебя.

Трэн смотрел, как Ма Пинг открывает дверь фабрики и скрывается за ней. Прошлое остается в прошлом. Зацикливаться на прошлом – безумие. Там ничего не осталось. Нет больше ручных часов, любовниц, трубок с опиумом и нефритовых статуэток Гуаньинь, дарующей милосердие. Нет красивых кораблей, несущих в своих трюмах целые состояния. Он покачал головой и предложил почти докуренную сигарету Ху, чтобы тот взял остаток табака. Да, в прошлом для него ничего не осталось. Ма тоже в прошлом. И торговая компания «Три выгодные возможности». И чем скорее он это осознает, тем быстрее выберется из ужасной дыры.

Откуда‑то сзади выкрикнули:

– Эй, лысый! Ты влез без очереди! Становись в конец! Как все мы!

– Становись в очередь? – крикнул в ответ Лао Ксиа. – Не будь дураком! – Он указал вперед. – Посмотри, сколько сотен людей впереди! Не имеет значения, где он стоит.

Однако другие начали присоединяться к его воплям:

– Становись на свое место! Пай дуй! Пай дуй!

Волнения усиливались, и полицейские двинулись вдоль очереди, небрежно помахивая дубинками. Они не были белыми кителями, но особой любви к желтобилетникам не испытывали.

Трэн старался успокоить толпу:

– Конечно, конечно, я встану в очередь. Это не имеет значения.

Он попрощался и направился вдоль извивающейся змеи желтобилетников, пытаясь разыскать ее конец.

Безработных отпустили задолго до того, как он туда добрался.

Ночь, время копаться в отбросах. Ночь голода. Трэн охотился в темных переулках, избегая вертикальных жарких башен. Чеширы шипели и разбегались в разные стороны, свет метановых ламп мерцал и гас, город погружался во тьму. Трэна спеленала горячая бархатная темнота, полная вони гниющих фруктов, тяжелый влажный воздух давил на плечи. Неподвижный знойный мрак. Пустые рыночные стойки. На углу лицедеи исполняют стилизованные кадансы историй о Раване. По проспекту бредут домой сменные мегадонты, словно серые горы, их массивные тени следуют за золотым сиянием оторочки одежд погонщиков.