Алхимик (сборник)

Женщина крепко держала его за руку и вела уверенно и целенаправленно, так что сколько бы ни было на пути извивов и поворотов, они все время приближались к органическому скелету городского ядра. Оно возвышалось над ними и светилось, подавляя своими размерами. Строительные рабочие раскачивались на тросах, как паучки на паутинке, кишели, как муравьи, медленно строящие себе гнездо.

Женщина и Ван Цзюнь уже были под костями сооружения, шли влажными органическими путями растущего создания. Пахло компостом и смертью. Чем дальше они продвигались в глубь архитектурного зверя, тем теплее и сырее становился воздух. Светящиеся чипы в запястьях женщины дали им возможность пройти через барьеры сооружения к лифту – клетке, которая ползла вверх по внутренностям Хуоцзяньчжу, скользя по гладким органическим рельсам. Сквозь прутья клетки Ван Цзюнь видел законченные, светлые и обитаемые уровни, стены, напоминающие полированную сталь, флуоресцентные лампы, горящие в рамах. Видел уровни, где существовала лишь сегментная опорная структура гиганта. Монстр костями наружу, что‑то мокрое и скользкое в биологических жидкостях. Кости покрывала твердеющая силиконовая слизь, она натекала слоями и затвердевала, образуя стены. Хуоцзяньчжу рос, а где ему расти, определяли биотехники и строители, направляя этот живой поток в русло тщательно продуманных планов.

Красивая женщина и Ван Цзюнь поднимались все выше.

Этот уровень был почти законченным. Шаги женщины эхом отдавались в коридоре. Она подошла к двери, приложила к ней ладонь, и кожа двери чуть шевельнулась под прикосновением, так что Ван Цзюнь не понял, то ли дверь приплавилась к руке, то ли приласкала ее.

Дверь распахнулась, и Ван Цзюнь увидел роскошь высоты, о которой всегда мечтал.

Ван Цзюнь проснулся в незнакомой комнате, на кровати такой мягкости, что даже спина болела, и таких пушистых подушках, что страшно было, как бы ему не задохнуться. Слышались голоса.

– Попрошайка. Никто, – говорила женщина.

– Так сотри ему память и выстави.

– Он нам помог.

– Оставь ему в кармане денег.

Голоса стали далекими, и Ван Цзюнь, решивший было встать, снова заснул.

Он погрузился в обволакивающую обивку кресла, такого глубокого, что ноги не касались полированного великолепия настоящего деревянного пола. Ван Цзюнь уже отдохнул и наконец выбрался из чрева опутавших его простыней и подушек. С окружающих белых гладких стен свисали повешенные по фэн‑шую картины, в стенных нишах стояли затейливо разукрашенные вазы китайских династий, давно прошедших и позабытых. С кухней он уже ознакомился, наблюдая за дамой, которая выглядела как китаянка, но не была ею, потому что приготовила для Ван Цзюня гору еды на конфорках, горевших как солнца, а чай сделала с использованием воды, которая обжигала, выходя из крана. В других комнатах включался свет, когда Ван Цзюнь входил, и выключался, когда он выходил, и всюду были ковры, мягкие просторы светлой ткани, нежащие ступни приятным теплом. Сейчас он сидел в обволакивающем кресле и смотрел темными глазами, как дама и ее собеседник‑иностранец ходят перед ним. У них за спиной стоял на полке далай‑лама в кубике, маленький и синий.

– Силе ?

Ван Цзюнь дернулся на звук ее голоса и почувствовал, как забилось сердце. За окнами висел густой туман Чэнду, блеклый, сырой. Дождь прекратился. Ван Цзюнь выбрался из кресла и подошел выглянуть в окно. Огней города видно не было – туман скрал все. Женщина смотрела на Вана, а ее собеседник сказал:

– Да, не то китайцы, не то европейцы проделали ему в голове кучу дыр. Сейчас они просто досадуют, что его упустили.

– Что делать нам?

– Я жду указаний из посольства. Тибетцы хотят, чтобы мы его уничтожили. Всё скулят, что душа его не возродится, если мы этого не сделаем.

Она засмеялась:

– А почему бы не записать его в новое тело?

– Не кощунствуй.

– Так как они это себе представляют? Фанатики – они такие…

– Неинтерпретируемые, – подсказал он.

– Так что, вся работа насмарку?

– От него бестелесного мало толку. Если записать его в новое тело, тибетцы его не узнают, а на китайцев тоже не надавить, если за ним никто не идет.

Она вздохнула:

– Жаль, что нам пришлось работать с ними. Лучше бы этого не было.

– Без тибетцев мы бы даже не знали, что надо искать мальчишку.

– Ну а сейчас они угрожают, что если мы его не отдадим, с нас Пали Лама шкуру сдерет или что‑то в этом роде.

– Палден Льямо, – поправил мужчина.

– Что?

– Палден Льямо, – повторил он. – Тибетская богиня. Считается покровительницей Тибета и нашего оцифрованного друга. – Он мотнул головой в сторону кубика на полке. – Ее изображают скачущей на муле по морям крови, а вместо попоны под ней содранная кожа ее сына.

– Какая милая у них культура.

– Видела бы ты эти картины! Красные волосы, ожерелье из черепов…

– Не стоит продолжать.

– Можно мне открыть окно? – спросил Ван Цзюнь.

Женщина обернулась к мужчине. Тот пожал плечами.

– Суйбянь , – ответила она.